Еще одна замечательная статья Олега Курбатова по русской армии в годы 13-летней войны: Курбатов
О. А. Полк Антония Грановского в походе 1654 г.: о положении
иноземных специалистов инженерного и артиллерийского дела в русском войске //
«Иноземцы в России в XV—XVII веках»: Сборник материалов конференций
2002−2004 гг. — М., 2006. — С. 316−335.
Полк Антония Грановского в походе 1654 г.:
о положении иноземных специалистов инженерного и артиллерийского дела в
русском войске.
18 мая 1654 г. стены Московского Кремля увидели
необычайно пышное и торжественное выступление Государева полка в поход за
освобождение Смоленска. Алексей Михайлович, особенно любивший свой чин во
всяком деле, устроил многие черты этого шествия по новейшим ратным образцам
европейских стран. Во главе войска шли драгуны и обученные по-солдатски
стрельцы, следом рейтары и гусары в блестящих доспехах, которые предшествовали
самому Государю, а замыкала шествие длинная вереница из многих тысяч дворян
Государева полка с их челядью.
Внимание одного иноземного очевидца этого парада привлек
полк, принадлежавший полковнику Антонию Грановскому – принявшему Православие французу
Жану Де Грону. По словам наблюдателя, во главе всего отборнейшего царского войска
шел «полк драгун в тысячу простых необученных еще людей»[1]
- то, что во избежание случайного выстрела у их мушкетов были вынуты кремни из
замков и даже шомпола, было растолковано как признак слабой обученности и
дисциплины этих воинов. Документы архива Древних актов, посвященные подготовке
похода 1654 г., не только открывают весьма необычный характер этого подразделения,
но и позволяют по-новому взглянуть на ряд аспектов правительственной политики в
отношении иноземных военных специалистов…
Решение о войне с Речью Посполитой, окончательное
принятое в марте 1653 г., вызвало поголовную мобилизацию всех имеющихся в наличии
кадров служилых иноземцев. Поскольку, с учетом опыта предыдущих неудач (Клушино
1610 г. и Смоленск 1634 г.), произошел отказ от полностью наемных
подразделений, большинство из них направлялось в формируемые полки в качестве
начальных людей. Уже в походе 1654 г. основная масса войск должна была
приобрести вид добротной европейской армии: четыре десятка полков солдатского,
драгунского, рейтарского строя получали единообразную организацию, европейское
вооружение и тактические формы. Столь радикальный шаг был тщательно
подготовлен: в течение пяти лет в рейтарском полку в Москве по классическим
нидерландским образцам было обучено значительное количество младших и средних
офицеров из русских дворян и детей боярских, дополненных старыми смоленскими
солдатами. Так что теперь старые служилые иноземцы в командном составе полков
главной армии перестали преобладать, уступив в численности офицерам «из русских
людей»[2].
Вместе с тем, «немцы» не могли не сохранить своих
позиций в высших должностях – среди полковников и прочих старших офицеров, –
причем предпочтение здесь было отдано нововыезжим специалистам, обладателям
новейших военных знаний в области тактики, вооружения и боевой подготовки
войск. В целом, сомневаться в благонадежности этих знатных людей,
заинтересованных в сохранении своего честного имени, не приходилось, и многих
из них утверждали в звании полковников царской армии даже при «выезде»
зимой-весной 1654 г.[3]
– так что они нагоняли свои уже сформированные и обученные полки в самом начале
кампании. Однако первые места среди этих старших начальников все же занимают
те, кто согласился принять Православие. В первую очередь, это знаменитый
«старший полковник» Авраам Лесли, а также Алексей Бутлер и Александр Гибсон –
интересно, что крестным отцом всех троих был глава Иноземского приказа Илья
Данилович Милославский, так что и «по отчеству» они были «Ильичами». Вообще, в
составе армии Алексея Михайловича, наступавшей на Смоленск (т.е., в
Государевом, Большом, Передовом, Сторожевом полках и Наряде) из 12 полковников семеро
были «крещеными»: помимо упомянутых, это были Антоний Грановский, Христофор
Рыльский, баронет Василий Фан Дроцкий и Арист Фамендин. В остальных же войсковых
группировках (князя А. Н. Трубецкого в Брянске, В. П. Шереметева на Великих
Луках и В. Б. Шереметева в Белгороде) православных полковников-иноземцев было
всего человек пять[4]. Но ко
многим «некрещеным» полковникам (это примерно 25 человек) были назначены заместители
«из русских людей» или новокрещеных иноземцев: например, 6 августа 1653 г.
после приема у Государя только что принявший Православие капитан Петр Юрьев сын
Лермонт был произведен в майоры полка Д. Краферта, а галицкий помещик Андрей
Иванов сын Вод – в майоры полка М. Кармихеля[5].
Явное предпочтение перешедшим в православную веру
иноземцам стало оказываться и при консультациях в ходе военных действий, о чем
весьма красноречиво сообщил в 1657 г. итальянец Да Ченеда: «Может быть, в столь
большом войске найдется около 400 иностранцев, занимающих должности, к каким
угодно их было определить Государю, сообразно мнению его о храбрости и
опытности их; из сего числа Александр Вессель [Лесли – О. К.], родом из Шотландии, имеет важнейший пост со званием
генерала; по нем второе место занимает полковник Бутлер. Оба они крещены
вторично. Как тот, так и другой находятся в большой милости у Государя, не
только по оказанной ими опытности в военном искусстве, но и по тому, что они не
отказываются исповедывать русскую веру. Государь показывает даже, будто бы все
распоряжения происходят по совету сих военачальников, между тем как известно,
что в прошедшую войну действовали без их советов: ибо они не умели ни укреплять
лагеря, ни употреблять надлежащим образом пушек, ни учить пехоты»[6].
Последнее утверждение нельзя конечно, принимать полностью за чистую монету, но отмеченные
офицеры действительно не выделялись какими-то особенными талантами[7].
Впоследствии Алексей Михайлович отказался от описанной практики, не вполне
уместной в условиях военных действий Нового времени, когда профессионализм генералов
и полковников ценился гораздо выше, чем их вероисповедание; впрочем, к тому
времени (1660 г.) почетные первые места в списках царской армии уже прочно заняли
полки с чисто русским начальным составом («выборные» солдатского строя и
рейтарские из дворян)[8].
Возможно, отходу от первоначальных принципов отношения с военными иноземцами
способствовал и разрыв Государя с Патриархом Никоном, который считается главным
инициатором их крещения[9].
Как бы то ни было, в 1650-х гг. вопрос вероисповедания служилых «немцев» еще играл
большую роль и в их судьбе, и в мероприятиях по организации модернизированной
русской армии – что, кстати, проявилось и в истории полка Грановского.
Создание этого полка, носившего поначалу пространное
название «у огнестрельного и вымышленного и подкопного и горододельного дела»,
было связано с подготовкой осады Смоленска – этой мощнейшей крепости Восточной
Европы, третьей в мире по протяженности стен после Великой Китайской и
Константинопольской (6,35 км). Уже третий раз русская армия пыталась вернуть
утраченную в Смуту твердыню, и правительство тщательно учитывало все ошибки
предыдущих походов. В частности, Государев Наряд (осадная артиллерия) был
отправлен в Вязьму заранее, «по последнему зимнему пути»[10]:
в предыдущем походе 1632 г. осенняя распутица сильно задержала его прибытие. Именно
для поддержки и сопровождения этого артиллерийского парка, а также для ведения
прочих осадных работ, и было решено
сформировать особый полк по типу полков нового строя.
Судя по характерной терминологии, первая же
«роспись» начальных людей полка (от 16 февраля 1654 г.) была составлена Антонием
Алексеевичем Грановским. Француз Жан де Грон выехал на русскую службу в 165 г., и принял Православие, став крестным сыном
самого Алексея Михайловича[11].
В первую очередь, ко двору пришлись инженерные способности этого «немца», и
подобно многим иноземным специалистам, он стал активно привлекаться к
фортификационным работам. Правда, работы эти были особенными, подчеркивающими
доверие к иноземцу, столь решительно порвавшему с католичеством (им был написан
даже антикатолический религиозный трактат) ради православной веры. Так, он был
послан строить укрепления для Кирилло-Белозерского монастыря, незадолго перед
этим спасшего от расправы бунтовщиков боярина Морозова. Незнакомый с Россией, француз попал при выполнении
этого задания впросак: он начал закладывать привычные ему земляные укрепления
(с бастионами, куртинами и т. п.), но расположенной в северной глуши обители никак
не могла угрожать осадная артиллерия европейского уровня, и монахи предпочли
высокие белокаменные стены по примеру
Троице-Сергиева монастыря[12]. После работ в Кириллове и Ростове
полковник был вызван в Москву, где ему вновь было оказано высокое доверие – организация
полка для обслуживания Государева Наряда. Проект полка за его подписью,
составленный с учетом европейской практики, был принят 16 февраля, и на росписи
начальных людей в Иноземском приказе появилась помета: «162-го февраля в 16 де
по государеву указу быть тем иноземцом некрещоным и крещоным у Антона
Грановскова. Приказал боярин Илья Данилович Милославский против росписи»[13].
Рядовой состав полка составили «драгуны» -
мушкетеры, совершавшие поход верхом, но обученные пешему «солдатскому строю». Русские
драгуны того времени набирались, как правило, из потомков служилого «приборного»
люда и крестьян боевой, южной окраины государства – и в полк Грановского вошли
жители военных слобод Рязанской земли, в основном городовые казаки[14].
Для замещения младших командных должностей часть сержантов, а также
подзнаменщики, каптенармусы и капралы в 10 ротах полка (по 100 человек) были
«выбраны ис казаков: атаманов, пятидесятников и десятников и из рядовых». Весь
штат начальных людей составили по общему образцу солдатских и драгунских полков.
Включая большинство сержантов, они были набраны из служилых иноземцев плюс
несколько детей боярских. Как и положено драгунам, их снабдили строевыми
лошадьми и мушкетами с кремневым замком, более удобными для конной службы (воеводы
называли их просто «пищалями»). Казаки были записаны в драгунскую службу непосредственно
накануне войны[15] и,
по всей видимости, не успели получить строевой выправки – но этого и не
требовалось, поскольку задачей их полка являлось сопровождение Наряда и охрана
осадных работ.
Помимо драгун, под команду полковника поступали
невооруженные рабочие из даточных людей - «пиунеры»[16],
как он назвал их в своем проекте. Согласно росписи, их требовалось также тысяча
человек[17],
и здесь возникло затруднение: по замечанию Грановского, «к тысече пиунер
надобно 10 человек сотников, и в тех сотниках быть из руских людей – а в
Ыноземском приказе они не ведомы»[18].
Правда, тут же, в росписи от 16 февраля, он предложил несколько кандидатур: «Меркулей
Казимеров, Меркулей Талкачевской, Спиридон Дигилбов, Максим Стуртов». Похоже,
следующие по списку мастера – новокрещен К. И. Исупов, крестьянин Д. Васильев и
три стрельца-подкопщика – также прочились Грановским в сотники.
Интересна судьба одного из них – сына новгородского
новокрещена Кузьмы Иванова сына Исупова. Его отец, потомок крещеного татарина,
поселенного в Новгороде при Иване Грозном, был уведен в Швецию после
Столбовского мира 1617 г. и умер на чужбине. Говорящего по-русски мальчика
взяли в толмачи при шведском после, и в 7142 (1633 – 34) гг. он оказался в
Москве. Здесь он, видимо, сбежал в Посольский приказ и бил челом о возвращении
в царское подданство – однако, в разгар Смоленской войны его даже не стали
слушать, не желая осложнений с союзниками, и отвели обратно. «И помнючи я,
грешны, свою православную крестьянскую веру и святое крещение, - писал Исупов в
челобитной, - отстал от тово посла на Москве и съехал по обещанию своему в
Соловецкой монастырь». На Соловках Кузьма, по его словам, устроился в гарнизон
пушкарем, а в 1654 г., «слышечи, Государь, твою государеву нынешнюю службу,
приволокся к Москве». И здесь Исупову, который «волочился промеж дворы без
приюту», необычайно повезло: о нем, по отцу «новокрещене» (пусть и из татар), а
по службе – пушкаре, как-то узнал полковник Грановский, озабоченный поиском
русских сотников для своих пионеров. В деле Иноземского приказа сохранилось две
челобитные сходного содержания о приеме его в службу «у огнестрельного дела» от
23 февраля и 7 марта[19] –
однако, как уже отмечалось, в списки полка он был внесен уже 16 февраля, что
говорит о спешке, свойственной полковнику-французу и в других случаях.
Вся эта коллизия с сотниками у «пионер» является
ярким примером конфессиональных трудностей, возникавших в армейской среде между
русскими людьми и иноземными военными специалистами. В начальные люди к драгунам-казакам
назначили большое количество «некрещеных иноземцев»: эта была обычная практика
для солдатских и драгунских полков. Однако, даточным людям, временно набранным
для Смоленского похода из посадских людей и крестьян, как оказалось, требовались
начальники «из русских людей». Грановский принял это, как данность и поспешил,
помимо нескольких русских мастеров, предложить кандидатуры молодых новокрещенов из поляков или «белорусцев»[20]. Однако,
в приказе было решено в конце концов подчинить даточных людей непосредственно
воеводам «у Наряда» и, соответственно, и сотников выбрать из их же среды, как
это велось с конца XV столетия[21]. По
этой причине кандидаты в «сотники у пиунер» из служилых иноземцев к 22 марта оказались
в числе строевых сержантов и прапорщиков «у казаков», а русские мастера
подкопного дела – «опроче полку у вымыслов». Видимо, не случайно
отсутствие в росписи от 22 марта и имени К. И. Исупова: Грановский уже не
нуждался в услугах обычного городового пушкаря и перевел его либо в младшие
урядники, либо вообще в другой полк; по крайней мере, в 1655 г. тот числился
профосом драгунского полка К. Деспевиля[22]
(куда перешел и ряд иных офицеров расформированного полка Грановского).
Данный эпизод ясно указывает, что прямое
командование даточными людьми на тех же условиях, что в строевых частях,
признавалось для иноземцев невозможным. Вместе с тем, при полку было
создано специальное подразделение для
инженерного руководства осадными работами и, соответственно, «пионерами» - а
именно, штат начальных людей, «коим быть с Онтоном Гроновским у огнестрелново
дела опроче полку у обозного(?) вымыслу» [23].
Как уже говорилось, Грановскому было оказано
подчеркнуто высокое доверие, и, судя по списку 16 февраля, ему поручили собрать
всех служилых иноземцев, имевших отношение к гранатному делу и «огнестрельной
мудрости» - т. е., артиллерийских специалистов. Вообще, гранатное и
огнестрельное дело находилось тогда в ведении Иноземского приказа: его мастера,
включая петардщиков[24],
были записаны в окладные книги приказа[25],
там же составлялись росписи «всяким гранатным запасам», необходимым для военных
действий, и отпускались средства для их закупки[26].
Однако, в роспись был занесен гораздо более широкий круг специалистов, включая
чертежников, «горододельцев» и подкопщиков. К 22 марта, после нескольких изменений
в персональном составе (к примеру, из
списков были исключены все Фанкеркговены: капитаны Вилим и Юст и дети
последнего Петр и Ондреян), большая часть
этих иноземцев получила строевые должности «над казаками», а прочие составили
следующий штат[27]:
горододелный и огнестрелный
вымышленик Бертран Делакост (капитан)
огнестрелной мудрости
вымышленик Реинголт Модеус (без
чина)
петардщик
Яков Без (без чина)
началный квартирмейстер и
чертежник Лука Манурин (капитан)
к пушкам уставщик к бою Вилем Кирков (капитан)
земляного городового дела
мастер Прокофий Федоров сын Буденгагин
Горододельцы (и подкопщики):
Бодвин Форин – петардщик (без чина)
Дружина Васильев (крестьянин)
Микифор Гребнев (стрелец)
Федор Иванов сын Смольянин (отставной стрелец)
Анисим Яковлев (стрелец)
обозный
квартирмейстер Алексей Томилов сын Перфильев
Составляя указанные штаты, Грановский
руководствовался практикой, принятой в европейских армиях. В Речи Посполитой,
где коронная артиллерия была реформирована по западным образцам знаменитым Арциховским, штат офицеров, подчиненных
«старшему над арматой», к 1647 г. также включал в себя баумистра
(«горододельца» или «земляного городового дела мастера»), минера, 4
фейерверкеров («огнестрельной мудрости вымышленников»), петардщика и «rytownika» (т. е., чертежника
и квартирмейстера) [28].
Аналогом «к пушкам уставщика к бою» следует считать «батарейного мастера»,
известного, в частности, в это время при осадном парке в Англии (наряду с теми
же инженерами и фейерверкерами)[29]. Русские подкопные мастера – видимо,
ветераны предыдущих смоленских походов, присланные из Стрелецкого приказа – вполне
органично вписались в этот отряд.
В ведение сына боярского А. Т. Перфильева поступил обоз
сего инженерного корпуса, выделенный в отдельную команду ввиду своей важности:
ведь у каждого специалиста были повозки с собственными книгами и «снастями».
Так, 29 мая при выступлении в поход среди имущества «нарядника огненные
стрельбы» Рейнгольта Модеуса числились:
«6 книг немецких всяких мудростей огнестрелново и
подкопново дела и как у неприятеля войско побить и город зажечь;
трубка огнестрельного дела, как стрелять в город и
дворы зажигать;
5 листов свидетельственных;
3 кружала стальных и медных, ко всякому делу
пригодных;
да многие молоты и наковальни и ракеты, что делают
огненные ядры и к подкопному делу пригодны;
да коробьи со всякою мелочью: с пилами, и с
молотками, и с клещами;
3 пары пистолей да коробин, пищаль долгая шкотцкая»[30].
По сути дела, начальные люди «опроче полку» - это
аналог корпусов военных инженеров, существовавших в то время в наиболее
развитых армиях Европы. Эти образованные люди, нередко настоящие ученые, не имели
там воинских чинов и состояли при штабе осадного войска, выполняя задания
соответствующей высокой сложности: картографирование местности, планирование
полевых лагерей, руководство разного рода инженерными и пиротехническими
работами, в том числе минным делом[31].
Чтобы оценить новизну и значение всех составляющих частей
проекта полка Грановского, необходим небольшой компаративный обзор развития инженерно-артиллерийского
дела в России и на Западе. Вообще, в данной области на Руси роль европейских
специалистов с давних времен была необычайно велика. Достаточно отметить эпоху
конца XV в., когда Аристотель Фиорованти и другие «фрязи» стояли у основания
мощного Наряда великого князя Московского[32],
или Казанское взятие 1552 г., виновником которого во многом был подкопный
мастер «немчин Розмысл» со своими учениками[33].
Всего через 10 лет, при начале Полоцкого похода (1563 г.), вновь
упоминаются «размысл и фрязы», под
руководством которых изготовлялись щиты для прикрытия осадных работ[34].
Кстати, можно отметить, что итальянцы («фрязи») и французы преобладали в то
время и среди польских полевых инженеров[35],
да и в полку Грановского обращает на себя внимание большое количество французов
и голландцев – при полном отсутствии шотландцев!
Итак, уже в XVI столетии мастера-иноземцы состояли на
постоянной царской службе, обучая русских «подмастерьев» и консультируя воевод
по разным вопросам. Не без их влияния русская артиллерия не только заняла место
одной из мощнейших в мире, но и приобрела традиционные для Европы
организационные черты: особому Пушкарскому приказу подчинялись служилые люди
«пушкарского чину», которые одновременно и изготовляли, и обслуживали
артиллерийские системы; «шанцекопам», минерам, возницам и пионерам европейских
армий соответствовали «посошные люди», невооруженные жители посадов и
черносошных земель, набиравшиеся на время похода с соответствующим снаряжением
для обслуживания наряда. В Смоленскую войну 1632 – 34 гг. к тяжелой артиллерии
(«у Разрядного шатра») прибавилась легкая или «полковая», в составе полков
нового строя – в полном соответствии с новациями европейской тактики XVII столетия. Прибавим к этому начавшуюся
унификацию калибров и типов орудий, снабжение их подвижными колесными станками
и т. п.
Исходя из того, что на Руси старались держать
уровень артиллерии по европейским стандартам, в драгунах Грановского нетрудно
узнать отряд артиллерийского прикрытия, главное требование к которому
заключалось в том, чтобы фитильные мушкеты – с постоянно тлеющим фитилем –
заменить ружьями с кремневым замком, более безопасными вблизи пороховых запасов.
Фитильное оружие во всех армиях Европы, не исключая русской, с начала XVII в. предпочиталось
кремневому из-за простоты механизма и отсутствия осечек. Зато орудийное
прикрытие имело кремневые ружья: в Англии такие отряды назывались ротами «снапхэнс»
или «фаелокс» (бойцы, вооруженные «кремневками»)[36];
у поляков и у имперцев при обозе в это время находились роты гайдуков – венгерской
пехоты (типа стрельцов), также с кремневыми ружьями. В этом плане важно
отметить, что поначалу полк Грановского планировался как просто солдатский,
составленный из даточных людей с Ваги[37];
вполне вероятно, что предложение сделать его драгунским, из городовых казаков,
исходило от самого полковника-француза. Таким образом, сопровождение Наряда
драгунами осуществлялось в полном соответствии с современными европейскими
требованиями, и то, что на параде 18 мая у них во избежание случайных выстрелов
были вынуты из мушкетов кремни и шомпола, говорит не о неумении городовых
казаков обращаться с оружием, а о подчеркнуто особом характере их службы.
Под пионерами в западных армиях (конкретнее – во
французской и английской)[38]
подразумевались гражданские рабочие, в чью задачу входило строительство полевых
фортификационных и осадных сооружений (шанцев и батарей), исправление дорог,
наведение мостов и т.п.[39].
На Руси, как уже отмечалось, эта роль была возложена на «посошную рать», а
после Смуты – на «даточных людей», которые являлись прямыми аналогами пионеров.
Но в начале XVII в., под влиянием реформ Морица Оранского, в протестантских
странах шанцевые работы стали проводить силами обычных солдат, и сфера
применения пионеров, из наемных рабочих, сузилась до обслуживания тяжелого
осадного парка[40]. То
же произошло и в России: с 1632 г. солдатские и драгунские полки также активно
задействуются в осадных работах, а затем при строительстве засечной черты; в
войну 1654-67 гг. шанцы уже профессионально возводятся пехотой «нового строя»
(в т. ч. под Смоленском)[41],
а рабочие из посадских и крестьян привлекаются к исправлению дорог и иным работам
лишь эпизодически. Таким образом, в целом часть проекта Грановского о
«пиунерах» являлась отражением общеевропейской практики. Вместе с тем, в нем
есть «французский» оттенок: полковник-француз задействовал русских даточных не
только при Большом Наряде, но и в подкопных работах, а затем при штурме
крепости – для доставки лестниц и «примета» к смоленским стенам (во Франции
наемные рабочие продолжали широко применяться таким образом до 1790-х гг.,
вопреки общеевропейской практике)[42].
Итак, проект инженерно-артиллерийской части, составленный
в 1654 г. при участии Антония
Грановского, соответствовал нормам, принятым в Западной Европе для большой
осадной армии. Важными нововведениями следует признать выбор драгун для
прикрытия артиллерии и номенклатуру чинов «опроче полку», соответствующих
стандартному составу офицерского инженерного корпуса Западной Европы. Вместе с
тем, организация части в целом больше похожа на плод московского приказного
творчества, поскольку подобного осадного полка нигде в Европе не существовало. На
Западе все составляющие осадного парка были разрозненными, охрана обоза, офицерский
инженерный корпус, пушкари и рабочие существовали отдельно – а здесь
большинство офицеров-фейерверкеров и мастеров гранатного дела заняли командные
должности при драгунских ротах (поручиков, капитанов, майора и подполковника).
Стройностью организации царского Наряда можно просто восхищаться: орудия и
пушкари были разделены на 10 подразделений (по 4 орудия в каждом) под командой
«голов у наряду» из дворян; на каждую такую «батарею» приходилось по роте
драгун, с инженерами-артиллеристами из иноземцев, и по сотне даточных людей
(«пионер»). Далее будут приведены два примера (в июле и сентябре 1654 г.),
когда отдельные «батареи» двигались именно в таком составе, с драгунами и
«пионерами». Даточные люди, хотя организационно и не вошли в состав полка Грановского
и были подчинены напрямую воеводам у Наряда (возможно, по конфессиональным
соображениям), в ходе боевых действий, несомненно, следовали распоряжениям
иноземных специалистов.
Таким образом, следует признать, что подчеркнуто
почетное, из идеологических соображений, отношение к православному полковнику-французу
накануне при подготовке осады Смоленска не противоречит действительно важному
вкладу и его, и его коллег-иноземцев в процесс создания походного войска. Роль
его можно оценить как консультативную при составлении проекта, и
исполнительскую – при формировании инженерно-артиллерийского полка: во всех
случаях приказное начальство довольно внимательно относилось к предложениям
Грановского.
Документы Разрядного приказа позволяют осветить и
недолгий боевой путь данной части. Упомянутое выше прохождение через Кремль
было для драгун лишь парадом: реально они выступили из Москвы только через 10
дней. Кстати, 18 мая во главе Государева полка торжественно двигался еще и драгунский
полк К. Деспевиля, - также француза, но «некрещеного», - и то, что парад
открывал именно Грановский, вновь подчеркивало большую честь православного
полковника.
При выступлении из Москвы 28 мая в части
насчитывалось 987 рядовых драгун в 10 ротах; следом за ней двинулись и иноземцы
«за полком»[43]. Вскоре
полк прибыл в Вязьму, где находилось сорок осадных орудий со всеми запасами[44],
и поступил в распоряжение воевод Наряда. Первые сто драгун (рота) отправились к
Смоленску, видимо, 19 июня, сопровождая четыре пищали «галансково самово
меншово наряду» (по 150 - 200 пудов каждая); 24 числа еще 50 драгун повезли к
армии 50 ларей с прибывшим через Псков оружием – в качестве возниц у даточных
подвод, поскольку ямщики разбежались; впрочем, через несколько дней этот отряд
вернулся в Вязьму. Что же касается самого полковника, воеводы у Наряда по
первой государевой грамоте (от 30 июня) не поняли, как его отпускать – «преже
ли наряду или с нарядом?» - и 2 июля Грановский поспешно выступил к Смоленску
не дожидаясь дальнейших разъяснений, с пятью сотнями драгун, «а подкопных
мастеров и вымышлеников и подкопные всякие снасти взял с собою»[45].
С подполковником Виганом Кригером при Наряде осталось всего 250 чел., а
остальные 150, должно быть, находились в других «посылках». В целом, весь полк
должен был собраться под Смоленском в течение июля, по мере прибытия осадных
орудий.
Царские полки подступали к Смоленску, почти не
встречая сопротивления, и уже в конце июня воеводы стали занимать места для
осадных лагерей. 23 июня с Ульфова двора Алексей Михайлович из своего
Государева полка отправил целый корпус (4 – 5 тысяч чел.) с окольничим Б.М.
Хитрово «идти под Смоленеск и разсмотрить, где Государеву стану быть пригож»[46].
Вместе с ними отправился «горододелный
и огнестрелный вымышленик» Бертран Делакости (из заполковых начальных людей
Грановского). Сам о себе Бертран сообщал: «Знаю еометрейное дело и аритметике
достаточно, и полкам болшим и малым знаю на станы кватеры делать, чтобы полкам
шкоты от недругов неоткуды б не было»[47];
давно уже лично известный Алексею Михайловичу, он на сей раз был назначен на
должность квартирмейстера и чертежника при государевом окольничем и, как видим,
действовал отдельно от Грановского[48].
Предварительно для стана выбрали место бывшего укрепленного лагеря кн. С. В.
Прозоровского, где в 1633 г. шли самые упорные бои с войском Владислава IV.
Место это было показано Делакосту, и тот, ознакомившись с «росписью» (видимо, с
требованиями к лагерю), одобрил выбор окольничего; затем составили чертеж местности и будущих укреплений. 28 июня
дворяне, лично присланные Царем, вместе с Хитрово вновь осмотрели стан, и
сотенный голова Невежа Самарин примчал к Алексею Михайловичу со следующей любопытной
отпиской:
«Государю, царю и великому князю Алексею Михайловичю
всеа Русии холопи твои Богдашко Хитрово, Максимко Лихачев челом бьют.
По
твоему государеву, цареву и великого князя Алексея Михайловича всеа Русии указу
присланы к нам, холопем твоим, дворяне Данило Зубов, Федор Перхуров, Невежа
Самарин, а велено нам, холопем твоим, досмотреть, где был табар боярина князь
Семена Васильевича Прозоровского. И мы, холопи твои, на табар пришли и
смотрили. Да иноземец Бертран Делокаста на том месте был же, и роспись,
государь, какова нам, холопем твоим, дана, ему, иноземцу, чли. И он, государь,
то место хвалит. И дворян, государь, Данила Зубова, Невежу Самарина, Федора
Перхурова, к тебе, государю, мы, холопи твои, и с чертежем отпустили»[49].
Во
всей этой истории обращает внимание факт, что для важнейшего задания – выбора
места Государева стана – иноземный специалист был выбран исключительно по
профессиональным качествам, а не по конфессиональному принципу (Делакости не
принимал Православия).
В
начале июля войска приступили к осадным работам, видную роль в которых играли
иноземные инженеры; впервые русская артиллерия массированно использовала
бомбардировку города гранатами, а для приступа были приготовлены «зажигательные
стрелы» и «гранаты огненые меншие ручные»[50]
- общепринятые на Западе штурмовые приспособления. Не позднее середины июля[51]
драгуны и «пионеры» повели апроши на своем участке штурма (против башни Веселуха);
одновременно они приступили к подведению подкопа под стены Смоленска, хотя и
без особого успеха; впрочем, известие об этих подземных работах и неспособность
им противодействовать позже стало одной из причин добровольной сдачи крепости. 16
августа русские войска произвели штурм, причем Антоний Грановский, в отличие от
остальных начальников, использовал даточных людей.
Среди
прочих, пулевое ранение в ногу получил поручик 3-й роты Устин Мещеринов –
видимо, за эту рану он вскоре был произведен в капитаны[52].
Возможно, был ранен и сам полковник: воеводство, полученное им в следующем
году, для дворян нередко являлось наградой «за кровь».
Во
время осады крупные отряды русских войск занимали окрестные города Смоленщины и
Восточной Белоруссии. Воевода Большого полка кн. Я. К. Черкасский подступил к
Дубровне – важному пункту в сотне верст западнее Смоленска. Встретив жестокое
сопротивление (в ночь на 18 августа), его части приступили к деятельной осаде крепости.
Для руководства и проведения важнейших работ (возможно, подкопа) из-под
Смоленска была отправлена рота драгун Грановского во главе с
капитаном-иноземцем «Афустом Ивановым»[53].
Одной из задач их являлось, по-видимому, оборудование осадной батареи: в
сентябре, когда бои под Смоленском завершились, четыре орудия Большого Наряда с
сотней даточных людей были доставлены под Дубровну Днепром на плотах [54]
Надо полагать, что эта батарея приняла
активнейшее участие в осаде, которая завершилась капитуляцией гарнизона только
в октябре.
Командир
посланного к Дубровне драгунского отряда, капитан 6-й роты Август Милет, в чине
прапорщика выехал из «Французской земли» по призванию капитана Индрика Гулица,
прибыл во Псков 7 июля 1653 г.[55]
и в списках Иноземского приказа был квалифицирован как «капитан огнестрельного
дела». При определении в полк Грановский высоко оценил способности соотечественника:
не смотря на свою «прапорщицкую статью», Август к 22 марта получил реально должность
капитана. Крайне низкие для капитана размеры жалования (7 рублей в месяц)[56],
связаны не с его уровнем подготовки, а с более формальными моментами: он был
иноземцем «нового выезда», к тому же, без капитанского патента. Зато сами за
себя говорят и факт отправки его под Дубровну в качестве главы инженерного
отряда, и то, что в следующем году он оказался среди считанных специалистов «у
пушешного наряду», оставленных «за полками»[57].
Замечательно,
что в этой командировке в помощники к капитану Милету был назначен из другой
роты поручик Семенов Иванов сын Хворый, из тульских детей боярских – ведь
француз не знал ни русского языка, ни практики обращения в русской армейской
среде. В этом плане, младшие офицеры «из русских людей» везде служили
передаточным звеном между рядовыми полков «нового строя» и иноземными
начальными людьми. Грановскому в течение весны пришлось также зачислить к себе нескольких
детей боярских на должности сержантов, прапорщиков, поручиков и квартирмейстеров[58];
в полковые подьячие, например, был принят сын боярский Михайло Левшин из
Хотмышска, который еще в 1630-х гг. служил в драгунском строе[59].
Естественно, что «специализацией» всех русских офицеров было не
инженерно-артиллерийское дело, а солдатский или в лучшем случае драгунский
строй.
С
приближением зимы Царь временно распустил свои войска по домам, оставив
гарнизоны в занятых крепостях, и вернулся в Вязьму. Драгуны Грановского
отправились к себе в Рязанскую землю и в следующем году, по каким-то
соображениям, не продолжили участия в Государевом походе. Сам Грановский был
отправлен на воеводство в Уфу, где скончался до 1657 г.; Государев Большой Наряд
в 1655 г. был оставлен в Орше, под охраной 3 рот солдат полка К. Яндера[60]
– крепостей, подобных Смоленской, на пути движения русских ратей не было, и
крупных осад не планировалось. Таким образом, завершилась краткая история
первой инженерной части русской армии «нового строя» - хотя вообще инженерные
подразделения, и в виде «заполковых начальных людей», и целых
специализированных полков, продолжали существовать и возникать в ходе войн
1650-60-х гг.
ПРИЛОЖЕНИЕ.
1654 г., май (до 18-го). Челобитная
капитана Бертрана Делакости о прибавке жалования.
Царю,
государю и великому князю Алексею Михайловичу всеа Руссии бьет челом холоп твой
иноземец Францюской земли пушечного наряду уставщик и капитан Бертранко
Делакостъ. В прошлом, государь, в 158-м году выехал я, холоп твой, к тебе,
праведному государю, служить верою и правдою. Слыша твою государьскую неизреченную
милость (?) к нашей братье, иноземцом, с службишкою своею и вымыслом к ратному
воинскому делу. Оставя в своей земле род и племя и все свое имения. И по твоему
государеву указу 7 мне давать твое царъское жалованья рядовая капитанская
статья, толко по десяти Рублев на месяц. И в прошлом, государь, 159 м году по
твоему государеву указу послан был я, холоп твой, в Городище на железную
мелницу для гранатнова дела, и те гранаты я, холоп твой, для отпыту зделал;
которыми гранаты я, холоп твой, при твоей царъской светлости стрелял. Да я ж,
холоп твой, сверх гранатова дела и стрелбы знаю пинордное дело и всякие иные
вымышленные ратные дела: огненныя ядра на многие розные статьи делать и ими
стрелят. И пушечная стрелба мне, холопу твоему, достаточна всезаобычей. Да мне ж, холопу твоему, заобычей и инженерные
(?) дела, где коли надобна всякими розными статьями городки и шанцы ставить и
окопывать, и подкопы против недругов весть; и всякия промыслы на недругов
чинить. И знаю еометрейное дело и аритметике достаточно, и полкам болшим и
малым знаю на станы квартеры делать, чтоб полкам шкоты от недругов неокуды б не
было. Знаючи такое дело по солетренному ученью высоту книжину земную, и когда
до ведетца с недругом битца, и мне, холопу твоему, заобычей у болших и у малых
опалчаниях пушечной наряд ставить, чтоб недругом шкопу (?) блшую чинить,
примересь к тамошнему месту. И когда грод осадить, и я, холоп твой, потому ж
знаю, где пушечной наряд ставить и как рознаты делать, чот пушечною стрелбою ?
бы не стрелять и осадным людем шкоту чинить. И иные многие вымыслы мне, холопу
твоему, заобычей.
А чином и кормом я, холоп твой, до
конца оскорблен, сверстан чином и кормом с рядовыми салдацкими капитаны; а чин
мой ? выше и меораского и подполковнического чину, потому что маеоры и
подполковники под началом бывают у полковника, а я, холоп твой, кроме генерала
под началом никогда ни у ково не бывал.
А которые, государь, иноземцы преж
сего // были у тебя, государя, здесь на Москве пинарщики Юрья Безсонов, да Яков
Без, да Роткерт, а прозвище пропаметовал, да горододелец Яган Корнильев
Роденборхъ, и они, пинарщики, толко знали пинарное дело, а Яган Корнильев толко
знал одно городовое дело, а иных вымыслов, опроче того, ничево не знали/, а
твоим царъским жалованьем кормами болшими были пожалованы.
Милосердый государь, царь и великий
князь Алексей Михайлович всея Руссии, пожалуй меня, холопа твоего, иноземца,
для своего царъского многолетнего здравия и моего вымышленного ратного
промыслу, чем умею тебе, государю, служить, своим царъским месечным кормом
прибавкаю, как тебе, праведному государю, о мне Бог известит, против моего чину
и против тех, которые преж сего тебе, праведный государю, в таких чинах
служили, столко всякому воинскому ратному делу и не знали и не домыслили. И что
я, холоп твой, знаю, вымыслом своим, рад и должен тебе, праведный государю,
верою и правдою служить против твоих государевых недругов. И вели, государь,
мне быть против пушечного наряду всех полков первоначалным полковым
квартеймейстром, когда доведетца многим полкам в болшом ополченье быть, и
указать, где которому полковому квартеймейстру на стан на полк свой местъ
занять и поставить, чтоб на станех от недругов шкоты не откуды не было и
ратному делу во всем было стройно, теми все квртемейстры у меня, холопа твоего,
выучатца квартеры достаточно делать, а такое мне дело заобычей. И хочю тебе,
праведному государю, работать, не щедя головы своей, и будет, государь,
укажешь, и я, холоп твой, тому всему чертежи принесу, что мне, холопу твоему,
перед своею братьею иноземцы и товарищи, кто мне вровень, своим царским
жалованьем месечным кормом и чином и честию оскорблену не быть и твоей и твоей
бы царъской службы впредь не отбыть. Царь, государь, смилуйся, пожалуй.
Оборот. 162-го
государь пожаловал, велел ему свое государево жалованье учинить с
прежним кормом по осмнатацати рублев на месяц.
[1] Витебская старина.
Витебск, 1885. Т. IV. Отд. 2. С. 348.
[2] Полковник К. Яндер писал:
«даны мне в полк урядники все русские люди», и просил назначить нескольких
старых иноземцев по своему списку (РГАДА. Ф. 210. Столбцы Московского стола. №
867. Л. 354).
[3] РГАДА. Ф. 210. Столбцы
Московского стола. № 867. Л. 11 (К. Деспевиль), 96, 97 (И. Ниротморцев), 150
(К. Яндер).
[4] Рафаил Корсак у тульских
драгун, Христофор Гундертмарк – у сокольских и добренских драгун, Василий
Кречетников – у рейтар, возможно, Иван Сван – у сомерских солдат.
[5] РГАДА. Ф. 210. Книги
Московского стола. № 54. Л. 378, 380.
[6] Ченеда А. В. да. Известия
о Московии, писанные Албертом Вимена да Ченеда, в 1657 году (отысканы в Риме)
// Отечественные записки, издаваемые П. Свиньиным. СПб., 1829. Ч.
[7] В отличие, к примеру, от
голландца-католика Исаака Фанбуковена, см.: Малов А. В. «Перевод с галансково
письма, что подал боярину Илье Даниловичу Милославскому рейтарсково строю
полковник Исак фан Буковен…» // Российский архив. М., 1996. Вып. VI. С. 7 – 9.
[8] В этом плане весьма
красноречивым является порядок перечисления полков в армии кн. Ю. А.
Долгорукова 1660 г. (РГАДА. Ф. 210.
Столбцы Московского стола. № 316. Л. 133, 126, 127, 132, 128, 130, 129, 131,
134).
[9] Орленко
[10] 27 февраля 1654 г.
Государь лично присутствовал на молебне за Москвой-рекой, где духовенство во
главе с архимандритом Чудова монастыря Ферапонтом святило воду и благословляло
Наряд
[11] Бакланова
[12] Кирпичников А. Н. Хлопин И.
Н. Великая Государева крепость. Л., 1972. С. .
[13] РГАДА. Ф. 210. Столбцы
Московского стола..№ 867. Л. 370 об.
[14] Под Смоленском из рядовых
полка упоминаются «ряшенин Поплевенской слободы», «михайловец драгунской службы»
и «гремячевской казак» (РГАДА. Ф. 210. Столбцы Приказного стола. № 283. Л. 115.
116); в росписи полка строевые офицеры
названы «начальными людьми, коим быть над казаками».
[15] Еще в 1651 г. рязанские
драгуны не числятся в списках Разряда, тогда как к 1662-63 гг. их там уже более
тысячи чел. (Чернов А. В. Строительство вооруженных сил Русского государства в
XVII в. (до Петра I). Дисс. доктора ист. Наук. М., 1949. С. 360; Веселовский С.
Б. Сметы военных сил Московского государства 1661-1663
// Чтения в Обществе истории и древностей Российских. М. 1911. Кн. 3. С. 1-60).
[16] Пионеры («первопроходцы»)
– военнослужащие, предназначенные для разного рода саперных работ, прежде
всего, по обслуживанию тяжелой (осадной) артиллерии.
[17] Похоже, что это один из
обычаев западных армий: в 1611 г. на каждого шведского солдата приходилось
также по одному крестьянину-карелу для осадных работ.
[18] РГАДА. Ф. 210. Столбцы
Московского стола. № 867. Л. 379, 380.
[19] РГАДА. Ф. 210. Столбцы
Московского стола. № 867. Л. 371, 382.
[20] В 1655 г. в списках полка
драгунского строя Клавдиуса Деспевиля Меркурий Казимиров числился как «порутчик
из русских людей», а С. Дигилбов и М.
Тонкачевский – соответственно, поручиком и прапорщиком «иноземцами» (РГАДА. Ф.
210. Книги Московского стола. № 34. Л.
52 об., 56, 60 об.); однако, имена Спиридон и Меркурий – явно православные.
[21] Пахомов
[22] РГАДА. Ф. 210. Книги
Московского стола. № 34. Л. 60 об.
[23] РГАДА. Ф. 210. Столбцы
Московского стола. № 867. Л. 369.
[24] Петардщики – в XVII в.
мастера, изготовлявшие петарды – пороховые заряды, которые вручную доставлялись
под стены или ворота вражеских укреплений.
[25] РГАДА. Ф. 210. Книги
Московского стола. № 54. Л. 401 об., 509, 532, 534, 535, 548.
[26] РГАДА. Ф. 210. Записные
книги Московского стола. № 9. Л. 16 об.; Там же. Книги Московского стола. № 34. Л. 595.
[28] Wimmer J. Wojsko polskie w drugiej polowie XVII wieku. Warszawa,1965.
S. 316.
[29] Young P. The English Civil War. Lnd., 1973. S.
30.
[30] РГАДА. Ф. 210. Столбцы
Московского стола. № 867. Л. 234 – 237.
[31] Wimmer J. Wojsko polskie w drugiej polowie XVII wieku.
Warszawa,1965. S.
313 – 334; Pioniere, Pioniertruppen
// Wörterbuch zur Deutschen Militärgeshichte. Berlin, 1985. Bd. 2. S. 766,767.
[33] Полное собрание русских
летописей. М., 2000. Т. XIII. С. 209 – 210.
[34] Записная книга Полоцкого
похода 1562/63 года (пред. К. В. Баранова) // Русский дипломатарий. М., 2004. Вып. 10. С. 135.
[35] Среди инженеров коронной
армии 1601 г. было трое французов и итальянцев и один шотландец (Herbst S. Wojna inflancka 1600 – 02. Warszawa,
1938. S. 107).
[36] Asquith S. New Model Army. S. 9.
[37] РГАДА. Ф. 27. Оп. 1. №
86. Ч.1. Л.
[38] В государствах Германии такие
рабочие назывались шанцекопами («schanzbauern»), а «происходящее из французского языка наименование
пионер появилось в немецкой языковой области в 18 веке» (Pioniere, Pioniertruppen // Wörterbuch zur Deutschen Militärgeshichte. Berlin
[39]Контамино Ф. С. .
[40] Young P. The English Civil War. Lnd., 1973. S. 30; Asquith
S. New Model Army. Lnd ,
S. 9; Tincey J. The
British Army 1660 – 1704. Lnd., 1994. S. 46.
[41] Новосельский А. А. Очерк
военных действий боярина Василия Петровича Шереметева в 1654 г. на Новгородском
фронте // Новосельский А.А. Исследования по истории эпохи феодализма. М., 1994.
С. 117 – 136; РГАДА. Ф. 210. Столбцы
Севского стола. № 157. Л. 123, 140, 216, 217.
[42] Соколов О. В. Армия
Наполеона. СПб., 2000. С. .
[43] РГАДА. Ф. 210. Столбцы
Севского стола. № 157. Л. 37; Ф. 210. Столбцы Московского стола. № 867. Л. 234
– 238.
[44] РГАДА. Ф. 210. Столбцы
Севского стола. № 157. Л. 188.
[45] РГАДА. Ф. 210. Столбцы
Севского стола. № 157. Л. 101, 102, 114 – 117, 137, 138.
[46] РГАДА. Ф. 210. Записные
книги Московского стола. № 9. Л. 10, 10 об.
[47] РГАДА. Ф. 210. Столбцы
Московского стола. № 867. Л. 770.
[48] В списке начальных людей
полка Грановского от 16 февраля есть позднейшая помета над именем Делакоста: «Государь
указал быть ему […]тно (?), а Онтону Грановскому ни в чем ево не ведать»
(РГАДА. Ф. 210. Столбцы Московского стола. № 867. Л. 370). Возможно, она была
внесена после челобитной капитана о прибавке жалования в мае 1654 г.:
делопроизводство по ней прерывается 18 мая, в день выступления в поход Государя
(Там же. Л. 770 - 778).
[49] РГАДА. Ф. 210. Столбцы
Севского стола. № 157. Л. 124; пометы на обороте: «Государю, царю и великому
князю Алексею Михайловичю всеа Русии»; «Государю чтена»; «162-го июня в 28 де[нь]
с Невежею Самариным».
[50] РГАДА. Ф. 210. Записные
книги Московского стола. № 9. Л. 16 об.
[51] 24 июля двое драгун
Грановского были взяты в плен смолянами «на отхожем карауле», а еще один – 6
августа при вылазке гарнизона (РГАДА. Ф. 210. Столбцы Приказного стола. № 283.
Л. 115. 116).
[52] РГАДА. Ф. 210. Столбцы
Приказного стола. № 283. Л. 149, 149 об.; Ф. 396. Оп. 1. № 42567. Л. 1.
[53] РГАДА. Ф. 210. Столбцы
Севского стола. № 157. Л. 199.
[54] РГАДА. Ф. 210. Столбцы
Севского стола. № 157. Л. 230, 231.
[55] РГАДА. Ф 210. Книги
Московского стола. № 54. Л. 561, 562, 564 об.
[56] РГАДА. Ф. 210. Столбцы
Московского стола. № 867. Л. 363. 378.
[57] РГАДА. Ф. 396. Опись 1. №
42568. Л. 1.
[58] Ф. 210. Столбцы
Московского стола. № 867. Л. 365, 372, 385, 557.
[59] Ф. 210. Столбцы
Московского стола. № 867. Л. 384.
[60] Ф. 396. Опись 1. № 42539.
Л. 1, 2.
Комментариев нет:
Отправить комментарий