Lithuanian campaign 1659-1660 by Iwan Khowanskiy

Below is a fine article about Iwan Khowanskiy’s raid in Lithuania in 1659-1660 by Oleg Kurbatov. Russians opened the campaign in October 1659, crossed the whole Lithuania, took Brest, unsuccessfully besieged  Lachowicze & lost the battle at Polonka. I place the article as a plain text to make it suitable for on-line translators. 

«Литовский поход 7168 г.» кн. И. А. Хованского и битва при Полонке 18 июня 1660 г.

Ист.: Курбатов О. А. «Литовский поход 7168 г.» кн. И. А. Хованского и битва при Полонке 18 июня 1660 г.// Славяноведение. 2003. № 4. С. 25 – 40

В отечественной историографии степень изученности второго этапа (1658-1667) войны России и Речи Посполитой (1654-1667), в особенности хода военных дейст­вий, чрезвычайно мала: достаточно сказать, что наиболее подробным его описанием до сих пор остаются главы "Истории России с древнейших времен" СМ. Соловьева. Однако в указанном труде изложению военной канвы событий уделяется меньше внимания, чем дипломатической стороне вопроса; первое в смысловом плане и ком­позиционно подчинено второму. В итоге, оценки походов весьма невняты: в частно­сти, ничего не сказано о целях и характере Литовского похода Новгородского полка 1659-1660 гг., о его силах, о замыслах командования и тому подобное, даже краткое описание содержит ошибки и вовсе не упоминает такой важный эпизод, как осада Ляховичей. Позднейшие работы содержат лишь несущественные дополнения к из­ложенной историком канве событий [1. С. 508-517; 2. С. 118-125]. При этом харак­теристика русского полководца кн. И.А. Хованского, данная Соловьевым полтора века назад, без сомнений продолжает приниматься рядом современных исследовате­лей [3. С. 69, 70; 4. С. 173-175]. Между тем, достаточно взглянуть на круг источни­ков, которыми располагал великий историк, на подчиненность их использования пристрастной авторской концепции, чтобы понять всю важность нового исследова­ния с привлечением более широкого круга материалов.

Походы 1654-1655 гг. предали под "высокую царскую руку" обширные террито­рии Великого княжества Литовского (ВКЛ), однако для значительной части шляхты и мещан подчинение царской власти стало вынужденной мерой ради сохранения жизни и имущества. Выступление против русских гетмана И. Выговского на Украи­не и казачьего полковника И. Нечая в Белоруссии в сентябре 1658 г., поддержанное великим гетманом Литовским П. Сапегой, вызвало почти поголовное восстание "присяжной шляхты". Первые успехи были облегчены слабостью русских войск на этой разоренной и враждебной территории, где с трудом могли прокормиться лишь гарнизоны крупных городов. Только к концу 1659 г. войска кн. А.Н. Трубецкого и В.Б. Шереметева ликвидировали "измену" в Малороссии, а спешно созданный полк кн. И.И. Лобанова-Ростовского вновь покорил царской власти восточную часть Бе­лой России (до р. Березины). Между тем, переговоры о мире с польской стороной все время заходили в тупик. Поляки намеренно затягивали их, стремясь лишь выиг­рать время для завершения войны со Швецией, после чего обратиться уже против "москалей". В октябре 1659 г. Алексей Михайлович, наконец, посчитал возможным прямо объявить о возобновлении войны с Речью Посполитой. Непосредственным /25/ поводом послужила неудача «переговоров  Ивана Желябужского» о назначении нового "съезда послов", к чему король и сенаторы "доброхотства [ни]какова не показали и отпустили его, Ивана, бездетно]" [5. Ф. 210. Оп. 12. Д. 418. Л. 358]. Ответ на по­добное "бесчестье царскому имени" был жесткий: "И прося у Бога милости, велели мы, великий государь, нашим царского величества боярам и воеводам и ратным лю-дем, за его королевские неправды, итти на него войною", - говорилось в грамоте к полоцкой шляхте [6. С. 503 - 505]. Здесь же сообщалось, что "в Вильну ... послан бо­ярин наш и воеводы князь Иван Андреевич Хованский со товарищи, с нашими цар­ского величества ратными людьми, и за Божьею помощью над польскими людьми велено им чинить промысл". По наказу он должен был известить все же назначен­ных к тому времени польских комиссаров, что "миру война не помешка", т. е., что его поход не нарушит неприкосновенности посольских чинов [7. Т. 3. С. 47].

Уже третий год под началом этого воеводы находились войска Новгородского разряда - одного из военно-административных округов Русского государства. Веду­щая роль в нем принадлежала поместной коннице Новгородского, Псковского, Великолуцкого, Торопецкого, Новоторжского, Тверского и Старицкого уездов, вы­ставлявших до 3200 дворян и детей боярских. Их дополняли конные казаки этих зе­мель - около 1000 человек.

Большая часть помещиков после Смутного времени не могла нести службу без поддержки государства. Новая долгая война, начавшаяся в 1654 г., нанесла очеред­ной удар по их благосостоянию: крестьяне разбегались от налогов и повинностей или их забирали в солдаты, а у иных поместья были разорены "от немецких людей". Многие новики, даже поверстанные земельным окладом, в реальности земли не по­лучили. В результате, к концу 1650-х годов значительная часть служилых людей "по отечеству" являлась "беспоместными" и "пустопоместными" [8. С. 68, 69, 82, 102; 5. Ф. 137. Оп. 1. Новгород. Д. 64. Л.л. 2, 3 и ел.]. Для таких война становилась главным источником существования.

К 1659 г. ратные люди Новгородского разряда прошли долгий боевой путь. По­верстанные после Смоленской войны 1632-1634 гг. "новики" получили боевое крещение только при осаде восставшего Пскова в 1650 г., а большинство - в 1654-1656 гг. Особое внимание царя привлек их поход на Брест (осень 1655 г.), который первона­чально был призван мирно "привести к кресту" шляхту юго-западных поветов ВКЛ. Сапега пообещал царскому посланнику Ф.М. Ртищеву переход своего войска под го­судареву руку, однако вскоре под давлением шляхты изменил решение и внезапно атаковал Новгородский полк боярина кн. С.А. Урусова во время переговоров под Брестом. Дважды сбитые с позиций, ратные люди чудом отбились и даже разгроми­ли превосходящие силы противника в лесах у д. Верховичи - по сообщениям плен­ных, при начале боя над русским лагерем показался архангел Михаил, что вызвало особый интерес Алексея Михайловича [9. С. 129-130]. Их следующий поход (1656 г.) завершился взятием у шведов Юрьева Ливонского. Но всю былую славу полка в од­но мгновение похоронил вопиющий случай под Валками (9 июня 1657 г.), где дворя­не побежали с поля боя "дуростью своею, а не от побою", и бросили в плену смер­тельно раненого воеводу М.В. Шереметева. Царь наложил опалу на ратных людей и начал следствие о "зачинщиках" бегства [10. С. 180].

Однако вскоре их новый воевода, стольник кн. И.А. Хованский, сумел перело­мить ход войны. Ему удалось разгромить главные силы противника в Прибалтике (16 сентября 1657 г. под Гдовом), затем разорить Эстляндию, осадить Нарву и сде­лать, таким образом, шведов более сговорчивыми на начавшихся "посольских съез­дах" [И. С. 39-53]. На радостях от побед царь поспешил простить новгородцев. Но­вую славу им принес молниеносный январский поход 1659 г. за Западную Двину, когда Хованский едва с 2 тыс. всадников буквально разогнал под Мядзелами втрое превосходящие силы литовцев и белорусской шляхты (29 января 1659 г.) [12. S. 272; 5. Ф. 210. Оп. 12. Д. 488]. После роспуска ратных людей по домам князь был пожало­ван в бояре и получил титул "наместника Вятского". /26/

Бои со шведами выявили низкую эффективность старой тактики конницы, и к ходе разборов весны 1659 г. большая часть дворян и казаков - те, кто нуждался в мате­риальной поддержке - была записана в рейтары. Они образовали три полка (2800 че­ловек) во главе с полковниками-иноземцами и опытными офицерами из дворян, ко­торые обучили рейтар действиям в линейном строю и залповой стрельбе. Лучше обеспеченные кавалеристы перед походом по-прежнему составили конницу "сотен­ной службы". Элиту полка представляли "завоеводчики" боярина - "для чести своей и оберегания царского знамени" - и "есаулы"-ординарцы, а также Выборная и Подъезжая (для разведки) сотни. Остальные были расписаны в девять городовых дворянских и пять казачьих сотен.

Стрельцы четырех новгородских и псковских приказов, выступившие в поход 1659-1660 гг., были, благодаря своим сословным традициям, самыми надежными из пеших ратников. Однако на поле боя эффективнее их в последнее время оказыва­лись части "солдатского" и "драгунского строя". Те были очень разнообразны по со­ставу и численности. Поселенными солдатами Заонежских погостов комплектовал­ся полк А. Гамильтона, а лучшие из них, снабженные лошадьми, составляли драгун­ский полк А. Форота. Сомерская волость выставляла небольшой полк Е. Росформа. Наконец, из даточных "сбора 167 года" (1658-1659), с 10 крестьянских и бобыльских дворов по человеку (с территории Новгородского разряда), незадолго до того был сформирован полк И. Гулица [7. Т. 3. С. 118, 493, 494; 13. С. 382-391]. Все они полу­чали "корм" по норме "старых солдат" - по восемь денег человеку на день [5. Ф. 137. Оп. 1. Новгород. Д. 60], однако степень разорения их семей и морального упадка бы­ла столь велика, что многие, взяв жалованье, бежали еще по дороге в полк [5. Ф. 210. Оп. 9. Д. 317. Л. 387, 388]: долгая война и здесь брала свое. Солдатские полки имели при себе обоз с шанцевым инструментом. "Наряд у разрядного шатра" (полевая ар­тиллерия) и полковые пушки пехоты в общей сложности насчитывали 12 или 15 ору­дий. Начальными людьми у солдат и драгун в большинстве своем были служилые иноземцы [14. S. 222; 15. S. 212].

В августе 1659 г. части Новгородского разряда сосредоточились в Полоцке, при­крывая тылы войск Лобанова-Ростовского, которые осаждали И.Нечая в Старом Быхове [5. Ф. 210. Оп. 12. Д. 418. Л. 87, 88, 297]. Здесь под начало Хованского посту­пила многочисленная "присяжная шляхта" Полоцкого повета. Большая ее часть пе­решла на царскую службу добровольно уже в 1654 г., а иные, отступив с гетманом Радзивиллом на запад, вернулись домой зимой 1655-1656 г. Их полки приняли актив­ное участие в Рижском походе 1656 г. и других боях со шведами [5. Ф. 210. Оп. 11. Д. 162. Л. 107-109, 156, 157; 7. Т. 2. С. 542]. Выступление Нечая разделило шляхту: так, при Лепеле в ноябре 1658 г. "полоцкая верная шляхта" полковников И. Кисаревского, Г. Гаславского и полоцкого бурмистра К. Наумова "побила" "изменников" -Полоцкого же воеводства полковников К. Лисовского, Ф. Слонского и Б. Пресецкого [5. Ф. 210. Оп. 11. Д. 209. Л. 511, 512]. Победы Хованского и Лобанова-Ростовского вскоре вернули большую ее часть в царское подданство.

В поход 1659-1660 гт. выступили следующие полки: И.И. Кисаревского - три хорунги, около 150 человек; Г. Гаслав'ского - одна хорунга, 133 шляхтича и около 200 челядников; Ф. Слонского - четыре или пять рот шляхты, около 200 шляхтичей и бо­лее 300 челяди; одна драгунская рота, 83 человека. Итого - до 1100 человек [5. Ф. 137. Оп. 1. Новгород. Д. 64. Л. 215-263; Ф. 210. Оп. 11. Д. 162. Л. 107-109]. Правда, часть из них догнала войска Хованского только зимой.

Все войско делилось между самим боярином и его товарищем - стольником кн. С.Л. Щербатовым, образуя два "воеводских полка". Общая его численность достига­ла 9 тыс. человек, в том числе: около 1300 в сотнях, 2800 рейтар, более 1000 полоц­кой шляхты, до 1500 стрельцов (часть осталась в Пскове и Новгороде), более 100 на­чальных людей пехоты и 2338 солдат и драгун [5. Ф. 210. Оп. 9. Д. 317. Л. 388].

Момент для похода командование выбрало самый удачный. Литовские войска, летом стоявшие в западных областях Белоруссии в ожидании удара русских, осенью /27/ были извещены о новом "съезде послов" и втянулись в борьбу за оставшиеся у шве­дов крепости в Курляндии [16. S. 23; 5. Ф. 210. Оп. 12. Д. 432. Л. 6]. Хованский же фактически выступал как союзник Швеции - это подкреплялось распоряжениями о дружественном отношении к шведам, освобожденным из польского плена [5. Ф. 27. Оп. 1.Д. 176. Л. 90].

Войска выступили в поход до 19 октября 1659 г., когда состоялся обычный для его начала смотр, и 9 ноября достигли Вильно [5. Ф. 210. Оп. 12. Д. 432. Л. 69; 15. S.-212]. При отсутствии воеводского наказа можно только предположить, что основ­ной их целью был возврат поветов Юго-Запада ВКЛ. Здесь осенью 1655 г. шляхта была "приведена к кресту" во время похода Новгородского полка [17], но с захватом литовцами в конце 1658-1659 гг. Гродно, Новогрудка и Минска фактически "отло­жилась" от царской власти. Виленская шляхта прямо отказала воеводе кн. Д.Е. Мышецкому воевать против "своей братьи" литовского войска и поставлять запасы в Вильну или в полки Хованского [5. Ф. 210. Оп. 12. Д. 418. Л. 533].

Из Вильны боярин стремительно, по своему обычаю, бросил полки в направле­нии г. Лиды. Западнее города, на переправе через р. Дитву у с. Мыто, укрепился в острожке во главе местной шляхты полковник Я. Кунцеевич. Однако, Хованский "посмеялся над ними": разузнав о бродах, он в ночь на 17 ноября 1659 г. переправил­ся через реку в другом месте и вышел на литовцев с тыла. Шляхта, узнав об этом, "больше не сопротивлялась"; земляной городок был взят, и лишь две хорунги (на­дворная гайдуцкая Сапеги и драгунская), потеряв 22 человека только пленными, смогли прорваться за Неман [12. S. 272; 5. Ф. 210. Оп. 5. Д. 87. Л. 10 об.; Оп. 17. Д. 73. Л. 120]. Датированный тем же числом универсал П. Сапеги к шляхте лишь предосте­регал о возможности похода Хованского - столь неожиданно и стремительно он на­чался [18. С. 137, 138]. Внезапность нападения не позволила и вовремя усилить гар­низон Гродно, комендант которого, капитан М. Гутовский, капитулировал почти без сопротивления 8 декабря [12. S. 273; 18. С. 523].

Следующей целью Хованского стало лежащее на юге Подляшье. Здесь, в глубо­ком тылу действовавшей в Курляндии армии, собралось на зимних квартирах - "лежах" - шляхетское "товарищество", до 800 человек, сюда же от ужасов войны скры­лись многие знатные семьи из-под Гродно. Оставив в городской крепости воеводу Т.О. Челищева с сотней стрельцов и ротой солдат [5. Ф. 210. Оп. 12. Д. 418. Л. 578, 688], Хованский выступил все так же стремительно и скрытно - в канун католичес­кого Рождества. Для ускорения марша с дворян были взяты их запасные лошади "под стрелцов и под салдат вместо подвод" [5. Ф. 210. Оп. 11. Д. 125. Л. 85]. В ночь на воскресенье (18 декабря) боярин, "выйдя из Одельска, на рассвете ударил на Крын­ки", где разгромил полк кн. Я. Огинского: были взяты в плен 26 шляхтичей из пан­цирной хорунги П. Сапеги и по несколько "языков" из трех татарских и драгунской хорунг этого полка [5. Ф. 210. Оп. 17. Л. 122-125]. "На плечах" бегущих дворяне и казаки ворвались в Заблудов, куда съехалась на мессу окрестная шляхта, и захвати­ли множество знатных пленных и богатую добычу [12. S. 273; 14. S. 221; 15. S. 217]. Еще не успели главные силы войти в город, а во все стороны от него устремились "загонные" отряды, достигавшие даже границ Пруссии. Плена едва избежали гет­ман П. Сапега, его брат Кшиштоф (крайний Литовский) и 3. Слушка - хорунжий Литовский; в огромной опасности находилась войсковая казна, добиравшаяся до Варшавы через Брест, Люблин и Замостье несколько месяцев [18. С. 534]. Шляхта, не думая о "посполитом рушении", спасалась с семьями и имуществом в последние надежные крепости - Слуцк, Ляховичи и Несвиж.

Новгородцы снова двигались по землям, из которых им едва удалось вернуться осенью 1655 г. Тогда им "за смертной казнью" запрещалось грабить и "собирать корм", чтобы это не помешало склонить местную шляхту к присяге царю [19. С. 63-65]. Характер нынешнего похода был уже карательным - огнем и мечом "воевать" поветы, изменившие своему крестному целованию. По сведениям Б. Радзивилла, "хлопам Москва полностью дает волю, только велит, чтобы наводили их "на /28/ бояры", но шляхту вяжет и дворы палит" [14. S. 221]. Пощады не давали никому: так. московские "чаты" в дороге изрубили послов Волковысского повета, отправленных :к Хованскому с изъявлением покорности [12. S. 277]. От русских не отставали и бе­лорусские шляхтичи: 10 января 1660 г. ксендз Томаш Гирский, тайно посланный ви-ленским воеводой в Варшаву на разведку, был ограблен, избит и прислан в оковах в Вильну полковником Кисаревским, "которой идет ис Полоцка к ... Хованскому с ро­тами своими" [5. Ф. 210. Оп. 12. Д. 418. Л. 604, 605]. Русская конница двигалась на юг наиширочайшим фронтом: так, почти одновременно разорению подверглись г. Янув за Бугом и г. Шерешево, 80-ю верстами северо-восточнее [15. S. 219; 20. С. 89]. Неуди­вительно, что очень скоро молва раздула силы Хованского с реальных 10 тыс. до фантастических 30-40 тыс. человек [15. S. 213; 12. S. 286].

Опустошив г. Каменец, русские полки в ночь на 29 декабря подошли по льду За­падного Буга и "изгоном" взяли "большой город" Бреста [5. Ф. 210. Оп. 5. Д. 87. Л. 2; 12. S. 273; 21. С. 53]. Правда, в хорошо снабженном и укрепленном замке заперлись четыре роты пехоты во главе с "немчином италианской земли Ергиком Кондаратом", которые отбили первые приступы [15. S. 220]. Хованский отступил за город. "отаборившись возами", и отправил погоню за уходящими литовскими обозами. Об­радованные отходом неприятеля, "брестские сидельцы" стали праздновать: пехоте было выдано вино из гетманских запасов, а шляхта устроила бал и пир. В ночь на 3 января 1660 г. один из заключенных в замке русских пленных (Жалование за полонное терпение получили в марте 1660 г. 26 "брестских сидельцев" (5. Ф. 396. Оп. 2. Д. 313. Л. 43,44 об.]) сумел выбраться за стены и предупредить Хованского, "что все пьяны" [12. S. 273]. Тот немедленно, "имея с собой лестницу", доскакал до Бреста, начал приступ и на сей раз взял город. Его "выжгли и высекли", не пощадив и многих мирных жителей: "женщин и муж­чин, шляхту и не шляхту, взрослых и малых, даже грудных детей в том местечке и замке немилосердно поубивали". Тела убитых (от 1700 до 1900 человек) были бро­шены без погребения в ров крепости [22. S. 144, 145; 12. S. 273, 274; 23. S. 288]. Ко­менданта, ротмистров и ряд других пленников (всего 50 человек) Хованский отпра­вил в Москву [5. Ф. 210. Оп. 17. Д. 73. Л. 125-130]. Русские потери были невелики: М. Обухович справедливо записал, что Брест достался им малой кровью [24. S. 67] (ср.: [5. Ф. 210. Оп. 5. Д. 87. Л. 2 об.]). Узнав о победе, Алексей Михайлович велел боярину построить и освятить в Бресте церковь во имя архистратига Михаила [5. Ф. 27. Оп. 1. Д. 166. Л. 5], вероятно, в память о событии 1655 г.

Строго говоря, описанное выше обращение с захваченным городом и вражески­ми землями не было в то время чем-то необычным: с еще большей жестокостью действовали "лисовчики" и черкасы в Смутное время и литовские "волонтеры" под Новгородом и Псковом в 1661-1666 гг. [5. Ф. 210. Оп. 11. Д. 188. Л. 94, 95, 212-218; 25. С. 114, 134; 26. С. 206, 208]. Однако, в свете известных ограничений и запретов "воевать" ряд областей ВКЛ в походах 1654-1655 гг., действия ратных людей Хован­ского приобрели характер кары за измену царю. Подобно тому как внутри страны любое неосторожное слово вызывало жесточайшее следствие по "слову и делу госу­дареву" (подробнее см.: [27]), так и на войне отказ сдаться "на государево имя" или измена царскому "крестному целованию" влекли за собой не только беспощадное "выжигание и высечение" города и области, но и соответствующее отношение к те­лам убитых, известное в этнографии как похороны "заложных покойников" [28. С. 40, 41, 91 и след.; 29. С. 17-34; 30].

Падение Бреста ставило под угрозу саму Варшаву, до которой оставалось всего 100 верст. "Воюя коронную землю", русская конница доходила до Люблина и Холма на юге, до Лукова, "который грамоту от Хованского взял", на западе; разъезды ее появились в 20 верстах от польской столицы: так, "в загоне под Аршавою" понесла потери сотня сомерских и копорских казаков [23. S. 288; 5. Ф. 210. Оп. 5. Д. 27. Л. 536; Д. 87. Л. 2 об.]. /29/ Здесь, однако, обстановка осложнилась тем, что зимние квар­тиры в Подляшье и Мазовии поляки предусмотрительно предоставили австрийским войскам генерала Гейстера, своим союзникам в войне со Швецией. Хованский ре­шил оказать моральное давление на Гейстера, продемонстрировав его представите­лю, капитану Розенштейну, участь защитников Бреста. Согласно рапорту капитана, боярин "поведал мне, что имеет 100 000 войска, поэтому Польша сопротивляться ему не сможет. На это я отвечал: для того нас Польша тут как передовую стену (Vormauer) против московитов и поставила, а при этом цесарь с царем в мире. Он дал мне совет, чтобы мы перешли на другую сторону Вислы, а он эту сторону займет" (цит. по: [22. S. 144, 145, XLVII-XLVIII]). Правда, вскоре изменение обстановки сня­ло вопрос об отношениях с "цесарцами".

В начале января 1660 г. на борьбу с Хованским начали выдвигаться новые части. Лояльная королю "дивизия" С. Чарнецкого, только что вернувшаяся из похода в Да­нию, срочно выступила к Варшаве и сняла угрозу столице [31. S. 413-417]. Литов­ская "дивизия правого крыла" под командой польного писаря Литовского Е.Х. Полубенского 12 (22) января двинулась из Митавы к Бресту [32. S. 243], а на следую­щий день из Ковеля выступил полк М. Обуховича (восемь "казацких" и пять драгунских хорунг), оказавшись в авангарде этой дивизии. 15 января под Малчами (северо-восточнее Бреста) молодой полковник завязал бой с отрядом стольника кн. Петра Хованского, старшего сына воеводы (несколько "сотен" и полк рейтар М. Реца). Показателен ход столкновения. Сначала четыре литовские хорунги опрокинули часть рейтар и стали наводить остальную конницу на оставленных позади драгун. Но в этот момент под Обуховичем убили коня и взяли его в плен; литовские драгуны бросили свои позиции без единого выстрела, после чего без боя побежала и осталь­ная конница [24. S. 65, 66; 23. S. 288]. Кроме полковника, в плен попали 18 "товари­щей" и драгуны [5. Ф. 210. Оп. 17. Д. 73. Л. 131-134]. Потери русских были ничтож­ны: если верить рассказу самого Обуховича Б.К. Маскевичу, он оказался чуть ли не единственным их виновником [5. Ф. 210. Оп. 5. Д. 87. Л. 11 об.-13 об.] (ср.: [12. S. 283]).

Тогда же стряпчий Л. Грамотин привез Хованскому указы о переписке с польски­ми комиссарами о переговорах и о "промысле" над Полубенским в Курляндии: на переписку с Москвой через Вильно и Полоцк уходило два месяца, и там еще не зна­ли о взятии Бреста. К тому времени части Полубенского и жмудского "посполитого рушения" уже "позалегли" все дороги между Вильно, Ковно и Гродно, нападая на идущих из полков Хованского "всяких чинов людей в московские городы с погромною рухледью и с полоном"; вскоре в плен угодил и сам Л. Грамотин, отправленный обратно в Москву через Вильну с "сеунчиком кн. С. Мышецким [5. Ф. 210. Оп. 5. Д. 87. Л. 3, 14; Оп. 12. Д. 418. Л. 535-536, 577]. Хованский выступил 24 января навст­речу литовцам "путем Урусова, который после выигранной Верховицкой [битвы] завоевал поветы Слонимский, Волковысский и воеводство Новогрудское, где никто не оборонялся" [24. S. 67]. Однако Полубенский не принял боя и отошел, отправив к Хованскому шляхтича Гедройца с предложениями перемирия и обмена Грамотина и других плененных на своих мать и племянницу, Обуховича и гусара Быковского, предыдущего посла к боярину [33. S. 131].

В это время Хованский в Новогрудке принимал изъявления покорности от шлях­ты окружающих поветов, организовывал ее присягу царю и сажал воевод из дворян своего полка. Прежде отметавший все предложения о перемирии ("Трактаты трак­татами, а война войною"), боярин неожиданно согласился устроить размен и уйти в Гродно и Псков [7. Т. 3. С. 47]. После беспримерного рейда новгородцы были /30/ донельзя обременены добычей и полоном, а Хованский мог посчитать свою задачу вы­полненной. По воспоминаниям Маскевича, боярин торжественно объявил шляхте о прощении измены и уходе своего войска, чтобы не обременять их, и повелел при по­явлении королевских войск уходить в леса и дать весть ему в Псков - не то "в другой раз не будет над вами милосердия". Вскоре он "отправил с казной на Русь возов, как утверждали, 15000", но внезапно отменил свое решение об отходе: Полубенский прислал новое письмо, в котором вызывал его на бой [12. S. 274-286]. Письмо могло быть вызвано тем, что "по посылке" боярина провожатые литовцы с Грамотиным и другими обманом были перебиты без всякого размена [7. Т. 3. С. 48], - если только последнее не произошло позже.

Как бы то ни было, в ночь на 16 февраля Хованский с конницей и виленским пол­ком солдат В. Кунингама внезапно ринулся на запад, "а поскольку привык поспе­шать, то и тогда также поступил, ибо за одну ночь в Деречине стал, деревне пана пи­саря польного, всюду паля и хлопов грабя" [12. S. 286]. Однако, даже такой 70-верст­ный бросок не помог боярину, так как Полубенский успел уйти за Буг, который после этого вскрылся ото льда. Передовые сотни успели только потрепать полк Вяжевича в Деречине и отбить часть литовского обоза в Милечицах (на р. Буг) 16 и 17 февраля [5. Ф. 210. Оп. 5. Д. 87. Л. 3, 3 об., 14]. Поход сорвал соединение Полубен­ского и Чарнецкого, чья дивизия переправилась было через Буг юго-восточнее Бре­ста, но была вынуждена спешно отступить к Лукову [31. S. 417, 418].

Получив сведения о наметившемся соединении поляков и литовцев уже за Бугом, а также о бунте в литовском войске из-за невыплаты жалования [7. Т. 3. С. 56-58, 85], Хованский убедился, что путь к Варшаве закрыт, но и завоеванным поветам ма­ло что угрожает. Русские "обвоевали" окрестности Бреста, снабдив гарнизон (1 тыс. человек) запасами "на 2 года", и построили в замке новую стену [7. Т. 3. С. 125]. Воз­можно, воевода все же договорился о перемирии на три месяца через того же Гед­ройца, вернувшегося 25 февраля к Полубенскому, и выступил со своими полками 1 марта из Бреста на восток [15. S. 228, 231; 31. S. 418].

Теперь его путь лежал на Ляховичи, одну из трех последних не занятых русскими "фортеций" Белоруссии. Вместе со Слуцком и Несвижем они оставались серьезным очагом сопротивления, куда недавно отступили выбитые из Турово-Пинской земли отряды Д. Мурашки и С. Оскерки (белорусские казаки-изменники и шляхта) [20. С. 90]. За надежными стенами маетностей П. Сапеги (Ляховичи и Несвиж) и Б. Рад-зивилла (Слуцк), укрепленных по лучшим образцам западноевропейской фортифи­кации [34. С. 83-90, 107, 108], скрывалось множество знатной и богатой шляхты.

По пути, в местечке Журовичи, Хованского встретил стольник К. Щербатов с по­хвалой от Алексея Михайловича самому воеводе и всем его ратным людям, будто за их "храбростью великое княжество Литовское все хочет учиниться под ... самодер­жавною рукою в вечном подданстве". Правда, конкретные указания безнадежно ус­тарели: предписывалось "зимним временем до весны ... посылать войной" к Варша­ве и другим городам, "и Аршава разорить, и пушки московские, которые есть в Аршаве, привезти к себе". В ответ Хованский пообещал послать на Варшаву после распутицы, объяснил настоящий поход заботой о безопасности тыла и попросил подмоги. Он скромно оценивал возможности своего войска, считая необходимым поход главных сил с самим царем: "Ныне время тебе промысл чинить над неприяте­лем, в кою пору не в большом собранье, и Богом [г]оним по твоей праведной молит­ве, трепетен неприятель от твоего храброго меча" [7. Т. 3. С. 56-58].

В середине марта 1660 г., одним своим появлением прогнав казаков Мурашки к Слуцку [7. Т. 3. С. 58], победоносный легион Третьего Рима подступил к Ляховичам. "Москали шли как на мед или забаву какую, смело, имея оружие надежное, а берды­ши - ясно полированные, острые и веревки с петлями конопляные у пояса, для вяза­ния наших" (цит. по: [35. S. 360]). На предложение о сдаче гарнизон крепости отве­тил отказом, и было решено идти на приступ. В ночь на 26 марта пехота, казаки и полоцкие шляхтичи незаметно подошли к стенам и взобрались на них, водрузив /31/ даже знамена. Но неизбежный в ночном бою "ясачный крик" (пароль) "Царев город!" заставил многочисленных защитников Ляховичей (2500 человек) броситься на сте­ны, откуда они сбили еще немногих забравшихся и стрельбой и камнями стали пора­жать штурмующих [12. S. 297]. С тяжелыми потерями - 10 старших офицеров и две сотни ратников - русским пришлось отступить. Царь, при известии о неудаче, запре­тил новые штурмы и сделал воеводе выговор [7. Т. 3. С. 64, 65]. Однако осада была серьезно осложнена нехваткой "стенобитного наряда" (осадной артиллерии) и пехо­ты. Орудия крепости доставали до "таборов" - русского лагеря, а извне на него на­падала конница из-под Слуцка и Несвижа. Осаждающие смогли отвести воду, осу­шив ров, подожгли деревянные строения в замке [20. С. 92], но, кроме как на новый штурм, надеяться было не на что.

По уверению Маскевича, Хованский привлек даже колдуна-мельника, вызвавше­гося помочь москалям "достать Ляховичи". Он пообещал "заговорить" все огнест­рельное оружие замка и сделать "лестницу на срубах", способную поднять на стены сразу 2 тыс. человек [12. S. 298, 300]. Возможно, о чем-то подобном узнал С.Чарнецкий, сказавший накануне приступа (по Пасеку): "Я имею сведения, что ... на штурм Ляховичей готовились и только (ждут, как] им лестницы и Другие принадлежности привезут, так как потеряли все при первых штурмах" [36. S. 90].

Тем более, что военная ситуация в Восточной Европе в это время стала серьезно меняться. Вскоре после неудач в Дании шведский король Карл X Густав скончался, и истощенная Швеция пошла на заключение мира с Речью Посполитой и ее союзни­ками (3 марта (н. ст.) 1660 г.). В итоге, уже весной шведы, стараясь повлиять на ход переговоров с Россией, стали шантажировать ее походом по Западной Двине - и слу­хи об этой угрозе достигли Новгородского полка уже в апреле [5. Ф. 27. Оп. 1. Д. 166. Л. 72]. Но гораздо опаснее стало полное освобождение для войны на востоке всей польской армии: более 50 тыс. только "компутовых" (состоящих на жаловании) воинов, закаленных в беспрестанных боях со шведами, казаками, венграми и татара­ми [37. S. 96-99]. Правда, обычные для Республики внутренние неурядицы отдаляли момент выступления: коронные и литовские сенаторы спорили о направлении глав­ного удара - на Украину или Литву, а войска перманентно бунтовали из-за отсутст­вия жалованья. Так, "сапежинская дивизия" после вторичного бегства от Хованско­го составила конфедерацию во главе с С. Кмичичем , отказавшись подчиняться Полубенскому - "что он из Курляндии их вывел и их с голоду поморил, а в Курляндии-де им было кормно". Кмичич предъявил королю претензии о жаловании и даже гро­зился в связи с этим перейти с войском на службу к московскому царю [16. S. 26; 7. Т. 3. С. 85]. Дивизия "левого крыла" ("жмудская") во главе с М. Пацем не спешила под команду П. Сапеги из-за недоверия к гетману и стремления "региментаря" укре­пить личное положение в Курляндии [35. S. 360; 20. С. 89]. Росло дезертирство, а в коронных землях распространялись панические слухи о походе Хованского на Вар­шаву и Пруссию и даже пленении С. Чарнецкого [31. S. 420].

Тем временем Хованский попытался наладить отношения со шляхтой завоеван­ных земель. Присягнувшие царю шляхтичи получали охранную грамоту и "залогу"-солдата или стрельца - для охраны своего имения [12. S. 286-288]. Зная о конфеде­рации литовского войска, боярин согласился с предложением кн. Ф. Горского, воеводича Мстиславского, начать вербовку в отряд последнего хорунги шляхетские и 500 драгун - в надежде переманить туда литовцев щедрым царским жалованием [7. Т. 3. С. 58]. По словам Б. Маскевича, оказавшегося среди новых "присяжных", Хо­ванский не слушал наветов об их изменных замыслах - в чем, кстати, больше всего старалась "шляхта русская" во главе с полковником Слонским (т.е., полоцкая). Од­нако, возможность недовольным чем-либо уйти в одну из королевских крепостей привела к новым изменам, после чего «крикнула вся Москва: "От, изменники все, /32/ всех вырубить надо"», - и, по словам Маскевича, "приказано уже все дворы, кроме самого Новогрудка, грабить и жечь. И так было" [12. S. 289, 301]. В апреле отряд из-под Ляховичей в "несколько десятков коней" пробрался даже к с. Выгонощи под Пинском, разведав туда переправы через болота [18. С. 145, 146].

Попытки активизировать военные действия литовцев получили действенную поддержку местной шляхты. Так, в ночь на 19 апреля полк Сесицкого при помощи шляхты и мещан ворвался в "большой город" в Вильно - правда, был довольно лег­ко отброшен гарнизоном [7. Т. 3. С. 80-82]. Волонтеры-"черкасы" Русецкого тогда же осадили брестский замок, но понесли большие потери при попытке подкопа [7. Т. 3. С. 84-85; 15. S. 238, 239]. Дивизия Чарнецкого продвинулась за Буг, и ее "подъ­езд" 30 апреля без особого труда разбил во Мстибове отряд литовской шляхты, на­бранный кн. Ф. Горским - несомненно, из-за его низкого морального состояния [31 S. 420; 15. S. 242; 5. Ф. 210. Оп. 5. Д. 87. Л. 5].

Конечно, все это не могло не волновать Хованского, что выражалось не только в отправке карательных отрядов. В своих отписках он постоянно подчеркивал опас­ность, передавал сведения о мире со Швецией, подготовке похода на его полк и лож­ности намерений польских комиссаров на переговорах: им-де "только б промысл учинить и города свои отобрать" [7. Т. 3. С. 81]. Поэтому боярин и спешил покон­чить с Ляховичами. Вскоре к нему прибыли три приказа московских стрельцов (по-видимому, 1500-2000 человек), что являлось большой честью для воеводы. Через несколько дней, 15 мая, был предпринят новый приступ.

Какое ему придавалось значение, видно из того, что теперь в штурме приняли участие даже дворяне отборных сотен. Полк В. Кунингама перед отправкой обратно в Вильно также был брошен в бой вместе с присланными ему на смену московскими стрельцами, которых, кстати, использовать так царь строго запретил. Несмотря на все это, приступ был отбит с тяжелейшими потерями: если после первого штурма в Москву за жалованьем за раны отправился 31 человек, то сейчас - 54 [5. Ф. 210. Оп. 5. Д. 87. Л. 16 об. - 37 об.], т.е. всего были убиты и ранены несколько сот человек.

Между тем, к весне 1660 г. значение полка Хованского сильно возросло. Теперь ему отводилась роль главного войска на западном направлении, для комплектования которого ресурсов одного Новгородского разряда было явно недостаточно. Уже при известии о взятии Бреста Хованскому направили московских стрельцов. В ответ на просьбу о подкреплении (от 17 марта) из гарнизонов Смоленска, Витебска, Могиле­ва и Старого Быхова был сформирован отряд умелого, но незнатного воеводы С.А. Змеева в составе "шквандроны" (половина полка) смоленских рейтар, витеб­ской, могилевской и кричевской шляхты, полочинских "грунтовых" и донских каза­ков, а также опытных, созданных еще в 1653 г., полка солдат Я. Треля и "шквандроны" (шесть рот) из "генеральского полка" А.И. Лесли во главе с его сыном Робер­том [7. Т. 3. С. 68, 69, 128] - в общей сложности 2400 человек, имевших наградные золотые за взятие Старого Быхова 6 декабря 1659 г. [5. Ф. 210. Оп. 6. Д. 35]. Змеев прибыл к Ляховичам 27 мая, успешно отбив под Слуцком нападение отрядов С. Оскерки "со товарищи" и захватив в плен более 30 гусар. Уже через день он приступил к осаде соседнего Несвижа [7. Т. 3. С. 69, 95].

Еще один воеводский полк стал создаваться 23 мая, когда государеву грамоту о назначении в "сходные воеводы" к И.А. Хованскому, а также наказ и списки ратных людей получил брат боярина - князь Семен Хованский. На усиление его отряда по указу от 8 июня направлялось два полка солдат (2000 человек) Днепром из Киева, а в Борисове дожидались приказ московских стрельцов и "добрые и полные" дворяне московских чинов (250 человек и даточные) из охраны послов [7. Т. 3. С. 82, 100; 5. Ф. 233. Оп. 1. Д. 102. Л. 20-22]. Наконец, тогда же "в сход" к Хованскому были на­правлены Нежинский и Черниговский полки украинских казаков В. Золотаренко [5. Ф. 27. Оп. 1. Л. 59]. В целом к концу июня войско боярина должно было увеличиться до 30-40 тыс. человек. /33/

Для его обеспечения была заранее организована поставка продовольствия (хлеб и крупа) и боеприпасов. Воеводы Полоцка и Борисова отправили первые значитель­ные обозы 17 и 26 мая соответственно [7. Т. 3. С. 67, 78]. А 23 июня достигла Смо­ленска посланная из Москвы для осады Ляховичей "верховая пушка" (мортира) с гранатами [7. Т. 3. С. 103, 104].

Замысел командования раскрывается в статьях и "Тайном наказе", данных столь­нику В. Кикину 22 июня 1660 г. Здесь уже подразумевалось прекращение перегово­ров в Борисове и после провожания польских послов восвояси указывалось "итить в войну на их польские обозы ... и до Аршавы". Базами назначались Брест и Гродно, сроки похода - с июля по 8 сентября: в знак особой милости конникам Новгородско­го разряда было обещано отпустить их домой "летним путем по траве". Особые ста­тьи предназначались дворянам и детям боярским, в том числе обещался сыск беглых крестьян, невзимание новых даточных, защита их семей от притеснений; развеива­лись слухи о новом походе шведов; при нахождении в Польше указывалось "женска полу, також и младенцов и мужиков, которые битца не учнут ... раздавать в полон ратным людям и гнать их в Московское государство со всеми их животы, и скотом, и хлебом, чтоб им в дороге не помереть голодом".

В отношении конкретного плана действий И.А. Хованскому давалась полная сво­бода действий ("смотря по тамошнему делу") и большая власть, в том числе распоря­жаться "маетностями изменников". По осени, после отхода, намечалось оставить гарнизоны лишь в Бресте и Гродно [5. Ф. 27. Оп. 1. Л. 58-76]. Целью этого похода было буквально поставить Речь Посполитую на колени и продиктовать ей унизи­тельный мир: условия мирного договора в "Тайном наказе", который Хованский должен был "вскрыть, когда польские и литовские люди учнут говорить о мире", можно было обсуждать только при таком развитии событий [5. Ф. 27. Оп. 1. Л. 245-267].

Между тем, план кампании разрабатывался и противной стороной. На прошед­шем 24-30 мая (н. ст.) в Варшаве военном совете так и не удалось согласовать на­правление главного удара, но поход на выручку Ляховичей твердо решено было на­чать уже 12 июня (н. ст.) соединением войск П. Сапеги и С. Чарнецкого [31. S. 420-422]. Решения польских военачальников говорят о том, что они спешили сразиться, пока к Хованскому не подошли новые подкрепления. Кстати, сенатор Я.А. Храпо­вицкий в начале их похода писал, что боярин примет бой, потому что ему необходи­мо оправдаться за неудачи под Ляховичами [15. S. 549].

Костяк войска Чарнецкого составляли хорунги "коронного" Королевского пол­ка, находившиеся под личной опекой и в распоряжении короля и прошедшие труд­ный боевой путь в беспрестанных войнах. Перед походом в Данию, в 1658 г., под на­чало "воеводы русского" была поставлена уже целая "дивизия" из нескольких пол­ков - 5 тыс. человек отборной конницы и драгун, а сам Чарнецкий был сделан "как бы третьим гетманом" - с титулом "генерала войск Его Королевского Величества" [38. S. 61, 62; 39. S. 118]. Этот "гетман" был лоялен королю, что отражалось и на обеспеченности дивизии. В ней поддерживалась строжайшая дисциплина, и даже внешним видом - более европейской (после Дании) одеждой - она выделялась из массы польских войск. Но, конечно, главным являлось тактическое мастерство, ос­нованное на традициях "лисовчиков" и за пять лет войны достигшее совершенства. Обманные отступления, засады, глубокие обходные маневры - все это успешно осу­ществлялось Чарнецким в десятках боев против шведской армии, хорошо обученной по канонам линейной тактики и превосходившей поляков в слаженности движений и силе огня [39. S. 338-345]. Летом 1660 г. дивизия включала в себя более 4000 чело­век, в том числе гусар Короля и Чарнецкого (350 человек) и пять отрядов драгун (1300 человек) [40. S. 127].

Литовские войска, напротив, не обладали столь же высокими боевыми и мораль­ными качествами: они не раз бежали при одном появлении Хованского, а местное население говорило, что "пана Чарнецкого жолнеры - ангелы, а литва - дьяволы". /34/

Гетман П. Сапега не спешил выступать и в итоге опоздал на десять дней. По слонам Па­сека, Чарнецкий в сердцах пообещал гетману выступить для спасения Литвы один, не дожидаясь его, что и заставило литовцев, наконец, двинуться [36. S. 64, 104]. Чис­ленность своего войска гетман оценивал в 8 тыс. человек, в составе которых находи­лись гусары короля и Сапеги и до 3 тыс. драгунской пехоты. В общей сложности силы противников Хованского оцениваются в 6-8 тыс. конницы, 3^4- тыс. драгун, семь или девять орудий [31. S. 423; Ср.: 7. Т. 3. С. 123, 124, 166, 187, 188].

Какими силами располагал московский воевода? Обеспокоенный волнениями в Литве, он в течение мая - июня посылал карательные отряды в присягнувшие пове­ты. Так, накануне битвы при Полонке до 400 рейтар разных полков отправились под Вильну, где полковник Сесицкий вновь "перенял" дороги. Сразившись с литовцами 10 июня, они повернули в Глубокое для сопровождения обоза из Полоцка под Ляховичи [12. S. 301; 7. Т. 3. С. 67, 139]. Другой отряд, возможно, сотня новгородских ка­заков, еще 16 июня сопровождал обратно через Минский повет стольника И. Кондырева [18. С. 152, 153; 7. Т. 3. С. 118].

Отправка в тыл добычи и полона также отвлекала значительные силы. Так, в феврале с полковником Обуховичем в обход Вильны через Глубокое было отправ­лено 90 рейтар, а всего только в полк М. Реца к 18 июня еще не вернулось из прово­жавших "вязней" 160 человек [7. Т. 3. С. 118; 24. S. 68]. Дисциплина ослабла, и мно­гие шляхтичи, а также рейтары самовольно уезжали из полка [5. Ф. 137. Оп. 1. Нов­город. Д. 64. Л. 245 об.-258 об.; Ф. 210. Оп. 9. Д. 317. Л. 280]. В итоге, из начавшей поход конницы у Хованского оставалось всего 700 дворян и 350 казаков в сотнях, 1600 - в трех неполных полках рейтар и до 1100 человек полоцкой шляхты (подсчи­тано по: [7. Т. 3. С. 117-119; 5. Ф. 137. Оп. 1. Новгород. Д. 64. Л. 215-263 об.]).

Еще более плачевной ситуация выглядела в пехоте, которая за время похода со­кратилась вдвое. Правда, среди ее начального состава потери, несмотря на ряд не­удач, были невелики. К середине июня в драгунском полку оставалось 29 начальных людей и 219 рядовых, в трех солдатских - соответственно 75 и 1143. Все четыре при­каза городовых стрельцов после потерь и командировок в различные гарнизоны составляли, по нашим расчетам, не более 600 человек [7. Т. 3. С. 117-119]. В целом, с учетом московских стрельцов и полка С.А. Змеева, под Ляховичами и Несвижем Хо­ванский имел не более 4.8 тыс. конницы и 5.4 тыс. пехоты.

Итак, по численности и качеству русские явно уступали в главном, в то время господствовавшем на полях Восточной Европы роде войск - коннице. То, что отли­чало рейтар западных армий - твердая дисциплина и слаженность действий, еще не вполне было усвоено новгородцами, ведь приемы западной муштры не всегда годи­лись для покрытых шрамами гордых детей боярских и казаков. Хорошо обученная и опытная пехота могла компенсировать указанный недостаток, но лишь при доста­точно грамотном тактическом руководстве. Между тем, в 1654 - 1660 гг. боевые действия чаще всего носили характер так называемой малой войны - отдельных мелких стычек. Так, кн. И. А. Хованский уже пятый год был полковым воеводой, но участвовал лишь в двух крупных битвах: в ночном бою под Гдовом, где разбил шведов М. Делагарди (1657 г.), и при Мядзелах (1659 г.) против литовцев. Показав себя за это время мастером традиционного для Восточной Европы военного искусства - с его ночными атаками и маршами, глубокими обходами и обманными движениями, он с трудом адаптировался к новой, линейной тактике. При Гдове он доверил руко­водство боем эскадронов рейтар и солдат опытным офицерам и младшим воеводам, а при Мядзелах вообще оставил их в тылу [5. Ф. 210. Оп. 12. Д. 483. Л. 27]. Поход 1659—1660 (7168) г. стал первым, в котором уже новгородская конница начала осваи­вать "рейтарский строй", и это не могло не осложнить для князя руководства ею в бою. Сравнение его действий при Полонке и под Гдовом [41. С. 340-343] показыва­ет, что они оказались довольно шаблонными. /35/

Битва при Полонке обеспечена обширным корпусом источников сочинений с польской стороны. Ее описание занимает видное место в мемуарах Б.К. Маскевича [12. S. 302, 303], М.Форбек-Леттова [23. S. 291], Лося [42. S. 50-55] и дневнике Я.А. Храповицкого [15. S. 249-251]; она является, пожалуй, наиболее яр­ким эпизодом знаменитых записок Я.Х. Пасека [36. S. 94-101]. Добротные очерки содержатся в работах А. Валевского [22. S. 155,156] и Л. Кубалы [35. S. 363-366]; ис­черпывающая характеристика польских источников - в книге А. Керстена [31. S. 423]; обстоятельный военно-исторический разбор, снабженный схемой, - в поль­ской военной энциклопедии [43. S. 665-668]. Вместе с тем слабой стороной всех ука­занных очерков является опора исключительно на польские источники и полное от­сутствие данных противной стороны. Показательно, что сведения единственного доселе известного русского описания битвы, из письма Алексея Михайловича к А. Матюшкину [44. С. 64-67]; (подробнее см.: [45]), обычно с ходу отвергаются ими как недо­стоверные. Ввиду этого, целесообразно привести здесь краткий очерк боя, снабжен­ный новыми сведениями русских документов.

Соединение войск Сапеги и Чарнецкого произошло 13-14 (23-24) июня 1660 г. по дороге к Слониму. Литовские "подъезды" 15 июня атаковали русских в окрестнос­тях города, взяв в плен голову дворянской сотни; на следующий день коронные хорунги Поляновского разбили в самом городе части отряда, возвращавшегося из-за Немана: погибли два ротмистра, ранен сотенный голова, в плен попали 18 человек [5. Ф. 210. Оп. 5. Д. 87. Л. 38-39 об.; 7. Т. 3. С. 117-119; 15. S. 249; 31. S. 423; 35. S. 362]. Застав врасплох русские отряды, полякам удалось достичь важного мораль­ного преимущества.

Однако Хованский не собирался уступать инициативу. Уже 16 июня С.А. Змеев, узнав о происходящем, "все возы отправил за Неман, а сам, запалив лагерь под Несвижем ... со всеми своими силами двинулся под Ляховичи на помощь Хованскому" и соединился с ним на следующий день [23. S. 290, 291]. Тем временем сам боярин по­слал на разведку к Слониму Подъезжую сотню Ульяна Нащокина, усиленную рей­тарами, и стал готовиться к выступлению. Главе прибывшего в Борисов посольства ближнему боярину кн. Н.И. Одоевскому он послал записку следующего содержания: "Князь Никита Иванович! Бога ради берегитесь: идут на вас люди из Жмуди, а на нас уже пришли Чарнецкий со товарищи; посольству у вас никак не статься, обма­нывают: не покручинься, что коротко написал; и много было писать, да некогда, по­шел против неприятеля. Ивашка Хованской челом бьет. Бога ради, берегитесь!" (цит. по: [45. С. 15]).

Итак, несмотря на недостаток сил, и мысли об отступлении не возникло. Трактов­ка этого как "беспутной дерзости" воеводы - фраза, брошенная в сердцах царем, - в свете приведенных выше фактов представляется неудовлетворительной [46]. И дело не только в том, что под Ляховичами были уже сосредоточены крупные запасы про­довольствия для разворачивающейся крупной армии: буквально накануне битвы бо­ярин получил на этот счет недвусмысленный приказ царя. Стольник И. Кондырев, выехавший в Литву 25 мая, в ответ на тревожные сообщения воеводы от конца апре­ля должен был "говорить боярину ... о промысле над польскими и литовскими людь­ми, чтоб им не дать собратца". А при подходе неприятеля "будет Ляхович не на до­роге, и отступить мочно, а будет отступить нельзя, что стоит на пути, и он бы разде­лился, и, оставя осаду, итить и за Божьею помощью над неприятелем одноконечно промышлять, чтоб неприятеля не дождатца також, что и под Конотопом: все извяз-ли под городом" [5. Ф. 27. Оп. 1. Д. 166. Л. 88-95]. Так что Хованскому оставалось только рассчитывать на обычную внезапность и стремительность действий: неожи­данно напасть на противника на марше и посеять панику. Низкий моральный дух ли­товцев увеличивал вероятность успеха.

Дождавшись Змеева, боярин в тот же день, 17 июня, выступил в поход. Для ско­рости движения по плохой дороге он, по своему обычаю, не взял обоз; а для поддер­жания осады оставил некомплектную новгородскую пехоту [5. Ф. 210. Оп. 5. Д. 87. Л. 63, 64 об; 15. S/ 302$ 23/ S. 291] /36/ Тем временем, отряд Нащокина по дороге к Слониму, возле местечка Полонка, столкнулся с авангардом литовцев под командой С. Кмичича (13 хорунг). Сперва русские, как "привыкшие побеждать", одержал» верх, но к вечеру, с подходом новых сил поляков, были опрокинуты и отступили к д. Мыши (30 км северо-западнее Ляховичей), куда к тому времени поспели основные силы [35. S. 362; 36. S. 92, 93; 43. S. 665, 666]. Хованский, узнав о неудаче авангарда, не стал задерживаться на ночлег и тотчас поспешил к Полонке - на празднующего успех неприятеля. У него было около 4.5 тыс. конницы и до 4 тыс. пехоты.

Однако Сапега и Чарнецкий, принявшие поначалу отряд Нащокина за главные силы, уже поспешили соединить свои дивизии поздним вечером 17 июня. На восходе солнца (около 5 утра), соблюдая полную тишину, их войско построилось в боевой порядок в полумиле западнее Полонки. По обычаю, на правом крыле стали корон­ные, на левом - литовские части. Ксендзы и все воины пропели молитвы, и полки, видимо, в колоннах, двинулись на восток. За местечком дорога поднималась в гору, затем по длинной плотине шла через болотистую речку Полонку и снова поднима­лась на другой берег. По обе ее стороны лежала топкая местность, на юге находи­лась возвышенность с фольварком, на севере - редкий лесок.

В утреннем тумане при переходе плотины польский авангард внезапно столкнулся с полками белорусской шляхты Хованского. Вначале "присяжные" потеряли плен­ным полковника Ф. Слонского, но затем смогли одолеть поляков и овладеть пере­правой. Однако быстрая и грамотная реакция Чарнецкого, фактически взявшего на себя общее командование, исправила положение. Запалив дома Полонки и скрыв за дымом и пригорком подходившие главные силы, он приказал передовым частям притворно отступать. Вид спешно уходящих войск и повозок окончательно уверил Хованского в бегстве неприятеля, таком привычном за последние годы. Он спешно направил солдат Змеева закрепиться за плотиной, подходящие войска стал развора­чивать по берегу, а сам с отборными частями встал на правом крыле. Было 8 часов 15 минут.

Змеев перешел речку и начал наступать дальше "с плотной стрельбой". В этот момент Чарнецкий нанес контрудар: его драгуны с двумя пушками открыли огонь сбоку из засады, а затем коронные гусары атаковали "с палашами" (видимо, приберегал копья для последнего натиска). Это было столь неожиданно, что солда­ты "не успели и отыкатца" [44. С. 64], т.е. соорудить заграждение из полупик, и бы­ли опрокинуты и отброшены за речку, а Змеев получил тяжелые раны.

Далее сражение развивалось столь же стремительно и драматично, как и завяза­лось. Уяснив расположение противника, Чарнецкий послал в обход с юга "корон­ный" полк опытного в этом деле Г. Войниловича, а Хованский решил сломить мо­рально слабейшее литовское крыло севернее, где оно во главе с Сапегой и Полубенским с трудом преодолевало топь. Здесь, по словам Сапеги, "когда мы уже в огне стали, конница нас с тылу обошла, от этого испытали мы большие трудности... ибо нас уже было окружили" (цит по: [35. S. 365]); вожди литовской дивизии едва спас­лись. Но развить успех Хованскому не удалось.

В это время конница Войниловича сумела охватить его левое крыло и выйти с тыла на дорогу к Ляховичам, а отборный драгунский полк Чарнецкого под убийст­венным огнем овладел плотиной и, при поддержке конницы, русскими пушками. Увидев знамена Войниловича в русском тылу, Чарнецкий послал "горячую просьбу" к Сапеге об общей атаке, а сам нанес решающий удар всеми гусарами. Ряд последо­вательных неудач и ужасающая атака "крылатых гусар" сломили моральный дух русской конницы. Большая ее часть обратилась в бегство, а многие "присяжные" шляхтичи со своей челядью стали добровольно переходить к неприятелю [7. Т. 3. С. 124]. Вся описанная выше схватка продолжалась всего около получаса.

Только лучшие дворяне - "дородные и знатные люди" - продолжали рубиться насмерть вокруг своих знамен, несмотря на всю безнадежность положения. Почти все сотенные головы, командиры двух полков и "шквандроны" и десятки офицеров, /37/ рейтар погибли или, израненные, попали в плен; 31 человек из знаменщиков и завоеводчиков сложили свои головы при защите государева знамени [7. Т. 3. С. 117-119; 5. Ф. 210. Оп. 5. Д. 87. Л. 40-63]. Повальное бегство не затронуло и русскую пехоту. Сохраняя порядок и отбиваясь залпами, она отступила "на полмили" к березовой ро­ще на взгорке, где соорудила засеку и заняла оборону. Все атаки польской конницы оказались тщетны. Лишь после того, как подтянули артиллерию, и орудия дали два перекрестных залпа, пехота начала выходить из засеки с намерением капитулировать. Однако Чарнецкий приказал не давать пощады. Обреченные ратники жестоко отби­вались бердышами, убив и покалечив много людей и коней, но были изрублены.

Здесь, однако, возникает ряд противоречий в польских и русских источниках. Во-первых, пехоты все-таки пленили немало: известно, что после боя пленных "солдат и стрельцов Сапега и полковники роздали по своим полкам" [7. Т. 3. С. 124], т.е. по­полнили ими свои пехоту и челядь. Более того, 800 стрельцов и 400 солдат, т.е. треть пеших ратников, смогли отойти в целости к Полоцку. Смоленские рейтары в их ря­дах "бились, не щадя голов своих, и пехоту с собой отводили, и знамена с бою свезли, и пришли ... с бою в Полоцк разными дорогами" [7. Т. 3. С. 143, 144]. Наконец, сам Хованский, как следует из челобитной ратных людей (и вопреки утверждениям польских источников), сумел "отводом" отступить с поля боя к своему обозу под Ляховичи. Здесь он поспешно забрал новгородскую пехоту и продолжил отход к По­лоцку. И вовремя: "и как мы... пошли из обозу..., и того ж часу литовские люди пришли прямо в обоз и в обозе... людишок наших достолных всех побили и живо­тишка наши и лошади все поймали без остатку" [5. Ф. 210. Оп. 11. Д. 125. Л. 86].

По максимуму, русские потери можно оценить в 1 тыс. конных и 2.5 тыс. пеших, в том числе более 1 тыс. убитых, похороненных после битвы [42. S. 55]. Многие про­сто разбежались: так, С. Змеев писал через месяц, что у него побито солдат с 1000, "и, чаять, меньши, потому что иные выходят" [7. Т. 3. С. 128]. Не менее 700 человек попали в плен [35. S. 366], в том числе воевода кн. С.Л. Щербатов, стрелецкие голо­вы М. Ознобишин и М. Волков. Кстати, из пленных бежали в "государевы города" не только русские, но и многие белорусские шляхтичи и их челядники [5. Ф. 137. Оп. 1 Новгород. Д. 64. Л. 245; Ф. 210. Оп. 12. Д. 432. Л. 295, 307]. В заявленном числе взя­тых орудий - 60 - усомнился еще А. Валевский, и то, что в дивизии Сапеги было лишь три взятых под Ляховичами пушки [7. Т. 3. С. 124; 22. S. 156], подтверждает со­мнения. Количество отбитых знамен - 120 - тоже сильно преувеличено. Поляки, по собственным показаниям, потеряли свыше 300 человек убитыми и "огромное коли­чество" ранеными [43. S. 667], при этом их потери приходятся преимущественно на кавалерию. Правда, убыль эта была восполнена перебежчиками и пленными. Кроме того, в их руки попала огромная добыча: полковая медная и серебряная казна, мед­ные пушки, тысячи голов скота, продовольствие и боеприпасы.

Но главное, полностью провалились планы русского командования по наступле­нию на Варшаву. Уходивший отряд Хованского на р. Вилии был встречен новгород­скими рейтарами, сопровождавшими полоцкий обоз, который повернул назад при известии о поражении [7. Т. 3. С. 139]. После этого боярин через Долгинов, Докшицы и Глубокое прибыл 26 июня в Полоцк. По пути в боях и, главное, в атмосфере паники была потеряна почти вся новгородская пехота: в Полоцке не досчитались 797 солдат (осталось 346) и почти всех драгун (осталось 11 человек). На смотре 1 июля объявилось только 2333 конных и 1144 пеших ратных людей Новгородского разря­да, 135 конных и 400 пеших С. А. Змеева, не считая полоцкой шляхты (до 700 чело­век) [7. Т. 3. С. 117-119, 128; 5. Ф. 137. Оп. 1 Новгород. Д. 64. Л. 215-263 об.]. Конеч­но, с такими остатками полков, да еще и деморализованными, нечего было и думать о новом походе. Полковник А. Силин со своим Черниговским, частью Нежинского полков и "охотниками", шедший "в сход" к С. Змееву, был застигнут известием о битве в Бобруйске и отступил к Нежину [7. Т. 3. С. 114, 115, 134]. Наконец, отряд кн. С.А. Хованского так и не был собран и более не упоминается в источниках. /38/ Единственное, послам, предупрежденным об опасности, удалось вовремя ускакать из Бори­сова в Смоленск [7. Т. 3. С. 104].

Поражение повлекло за собой окончательное отпадение западной половины ВКЛ от царской власти: небольшие гарнизоны Новогрудка и некоторых других го­родов капитулировали сразу, а Брест, Гродно и Вильно - после одно-двухлетнего со­противления [7. Т. 3. С. 349; 31. S. 352]. Правда, продвижение польско-литовской ар­мии остановилось под Борисовым, взять который ввиду полного отсутствия осадных средств ей не удалось. Осенью же спешно созданный полк кн. Ю.А. Долгорукова ос­тановит дальнейшее продвижение неприятеля на восток.

И все же Литовский поход 7168 г. кн. И.А. Хованского нельзя назвать бесплод­ным. Страшная память о нем заставляла литовцев уделять его полку самое при­стальное внимание, подчас несоразмерное с реально исходящей от него угрозой, и почти забыть смоленское направление. Как говорили сами "языки": "А на государе­вых ратных людей, которые в Полоцке, идут для того промысл чинить, что они им грубны, воевали в их земле 2 года и поветы разоряли" [7. Т. 3. С. 222]. Постоянное чрезмерное восхваление побед над Хованским всеми, сколько-нибудь причастными к ним мемуаристами показывает значение в их глазах этой личности и полка Новго­родского разряда - полка, по объективным причинам одного из самых слабых и не­надежных в русской армии. События 1660 г. положили начало нескольким историо­графическим традициям в трактовке личности и исторической роли князя Ивана Андреевича Хованского - феномену, достойному отдельного исследования не мень­ше, чем история самого похода или полководческая деятельность воеводы.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.       Очерки истории СССР. Период феодализма: XVII век / Под ред. А.А. Новосельского и Н.В. Устюгова. М, 1955.

2.       Мальцев АН. Россия и Белоруссия в середине XVII века. М., 1974.

3.       Буганов В.И. Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин//Вопросы истории. 1996. № 3.

4.       Кошелева О.Е. Коллективные челобитья дворян на бояр (XVII в.) // Вопросы истории. 1982. № 12.

5.       Российский государственный архив древних актов.

6.       Полное собрание законов Российской империи. СПб., 1830. Т. 1.

7.       Акты Московского государства, изданные Императорской Академией Наук. СПб., 1894-1901. Т. 2: Разрядный приказ. Московский стол (1635-1659); Т. 3: Разрядный приказ. Мос­ковский стол (1660-1664).

8.       Аграрная история Северо-Запада России XVII века / Ред. А.А. Шапиро. М., 1980.

9.       Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экс­педицией Императорской Академии Наук. СПб, 1836. Т. 4.

10.     Новосельский А.А. Исследования по истории эпохи феодализма: Научное наследие. М., 1994.

11.     Гадзяцкий С.С. Борьба русских людей Ижорской земли в XVII веке против иноземного владычества // Исторические записки. М., 1945. Т. 16.

12.     Pamietniki Samiela i BogusJawa Kazimierza Maskiewicz6w (wiek XVII). Wroclaw, 1961.

13.     Чернов А.В. Строительство вооруженных сил Русского государства в XVII веке (до Пет­ра I). M., 1949.

14.     Kottubaj E. Galerja Nieswiezska portretow RadziwiWowskich. Wilno, 1857.

15.     ChrapowickiJA. Diariusz. Warszawa, 1978. Cz. 1: Lata 1656-1664.

16.     Codello A. Konfederacja wojskowa na Litwie w 1. 1659—1663 // Studia i materialy do historii
wojskowoSci. Warszawa, 1960. T. VI. Cz. I.

17.     Крестоприводная книга шляхты Великого княжества Литовского 1655 г. // Памятники ис­тории Восточной Европы. М.; Варшава, 1999. Т. IV.

18.     Акты, изданные Виленской комиссией для разбора древних актов. Вильно, 1909. Т. 34: Акты, относящиеся ко времени войны за Малороссию (1654-1667).

19.     Записки отделения русской и славянской археологии Императорского Русского археоло­гического общества. СПб., 1861. Т. 2.

20.     СагановХч Г. Невядомая вайна 1654-1667. Мшск, 1995.

21.     Тканое М. А. Замки Белоруссии. Минск, 1977.

22.     Walewskij A. Historia wyzwolenia Rzeczypospolitej. Krakow, 1872. Т. II.

23.     Vorbek-Lettow M. Skarbnica pamieci. Wroclaw, 1968.

24.     Pamietniki historyczne do wyjasnenia spraw publicznych w Polsce XVII wieku. Wilno, 1857.

25.     Буссов К. Московская хроника 1584—1613 // Хроники Смутного времени. М., 1996.

26.     Витсен Н. Путешествие в Московию 1664-1665. Дневник. СПб., 1996.

27.     Лукин П.В. Народные представления о государственной власти в России XVII века. М., 2000.

28.     Зеленин Д.К. Избранные труды. Очерки русской мифологии: Умершие неестественной смертью и русалки. М., 1995.

29.     Зеленин Д.К. Древнерусский языческий культ заложных покойников // Зеленин Д.К. Из­бранные труды. Статьи по духовной культуре 1917-1934. М., 1999.

30.     Булычев А.А. Между святыми и демонами (Заметки о посмертной судьбе опальных Ива­на Грозного). 3. Погребение опальных царя Ивана Грозного в зеркале традиции (готовит­ся к публикации).

31.     KerstenA. Stefan Czarniecki 1599-1655. Warszawa, 1963.

32.     Podhorodecki L. Kampania polsko-szwedzka 1659 r. w Prusach i Kurlandii // Studia i materialy do historii wojskowosci. Warszawa, 1958. T. IV.

33.     Nagielski M. Choragwic Husarskie Aleksandra Hilarego Polubinskiego i krola Jana Kazimicrza w latach 1648-1666... // Acta Baltico-Slavica. Wroclaw, 1983. T. XV.

34.     Тканоу М. А. Абарончыя збудованш заходшх зямель Беларуа ХШ-XVIII ст. Мшск, 1978.

35.     Kubala L. Wojny Dunskie i Pokoj Oliwski 1657-1660. Lwow, 1922. (Szkice historiczne, ser. VI).

36.     Pasek J. Ch. Pamietniki Jana Chryzostoma z Goslawic Paska / Opr. J. Czubek. Lwow, [1929].

37.     Wimmer J. Wojsko i finanse Rzeczypospolitej w czasie wojny ze Szwecia, 1655-1660 // Wojna polsko-szwedzka 1655-1660. Warszawa, 1973.

38.     Nagielski M. Liczebnosc i organizacija gwardii przybocznej i komputowej za ostatniego Wazy (1648-1668). Warszawa, 1989.

39.     Majewski W. Polska sztuka wojenna w okresie wojny Polsko-Swedzkiej 1655-60 // Studia i Materi­aly do Historii Wojskowosci. Wroclaw, 1958. T. XXI.

40.     Wimmer J. Wojsko polskie w drugiej polowie XVII wieku. Warszawa, 1965.

41.     Сборник Московского архива Министерства юстиции. М, 1914. Т. 6.

42.     Pamietniki Losia towarzysza choragwi pancernej... Krakow, 1858.

43.     Encyklopedia Wojskowa / Red. O. taskowskij. Warszawa, 1937. T. VI.

44.     Собрание писем царя Алексея Михайловича с приложением Уложенья сокольничья пути. М., 1856.

45.     Соловьев СМ. История России с древнейших времен. М, 1991. Кн. 6.

46.     Kurbatow О A. PoJonka 1660 - spojrzenije г Moskwy // Mowia. Wieki. 2000. № 10.