Алексеев Ю. Г. Кампания 1501

Продолжу выкладывать статьи Ю.Г. Алексеева, на этот раз о кампании 1501 г. против Великого княжества Литовского и Ливонского ордена: Алексеев Ю. Г. Кампания 1501. //От Древней Руси до Современной России (сб. статей),С-Пб.,2006 г. СС. 73-92.

Кампания 1501 г. против Литвы и Ливонии должна рассматриваться в контексте большой войны, начавшейся весной 1500 г. на западных рубе­жах Российского государства. Основной причиной войны явилось стрем­ление к объединению русских земель в единое Российское государство под властью великого князя Московского — Государя всея Руси. Непо­средственным поводом послужил переход русских порубежных князей Северской земли на службу великому князю Московскому, порывая тем самым их прежнее подчинение великому князю Литовскому.

Основными русскими источниками о кампании 1501 г. являются ле­тописи, разрядные записи и посольские книги. Большое значение имеют ливонские источники.¹

Наиболее полно кампания 1501 г. (как и всей войны с Литвой и Ливо­нией) исследована в монографии К. В. Базилевича.² В предлагаемый ста­тье делается попытка дополнительного освещения отдельных вопросов — главным образом в плане стратегического руководства русскими войсками со стороны верховного главнокомандования (ВГК).

Этот орган управления войсками — важная характерная черта време­ни Ивана III, отражающая новый этап строительства Русского государ­ства.

В кампании 1500 г. русские войска достигли крупных успехов. Южная группа войск Якова Захарьича овладела Северской землей. На Ведроше была одержана блестящая победа над главными силами противника. Но война затягивалась.

Несмотря на блестящие результаты кампании 1500 г., общая полити­ческая обстановка в начале 1501 г. усложнилась. Александру Литовскому удалось добиться фактической поддержки со стороны своих братьев Ягеллонов, которые заняли угрожающую позицию по отношению к России и пытались оказать на нее прямое давление.

Зимой 1501 г. в Москве шли переговоры с польским, литовским и вен­герско-чешским послами. Иван III занял твердую позицию, не побоявшись /73/ угроз со стороны Ягеллонов. К положительным результатам переговоры не привели, но было достигнуто соглашение о кратковременном переми­рии до прибытия «великих послов».³

Весной 1501 г. готовился новый поход.

По данным Разрядной книги, «лета 7009 Апреля князь великий Иван Васильевич всея Руси послал воевод в Литовскую землю.

В Большом полку князь Данило Олександрович да со князем Данилой другой воевода, князь Михайло Карамыш Курбский.

В Передовом полку князь Василий Шуйский Немой

В Правой руке Иван Борисович

В Левой руке — Петр Борисович

А из Новагорода велел итить намеснику князю Семену Рамановичю.

А во Тверь отпустил князь великий сына своего великого князя Васи-лья.

А у великого князя Василья во Твери воеводы князь Данило Василье­вич, князь Дмитрий Володимерович, князь Володимер Ондреевич Мику-линской, Дмитрий Васильевич Шеин, Василий Борисович. Окольничие Григорий да Петр Федоровы дети Давыдовичи, Петр Михайлович Плеще­ев, Офанасей Соймышев.

Да с великим же князем Васильем Семен Борисович Брюхо.

Дворецкий князь Василей Голенин».⁴

Можно предполагать, что группа войск князя Данила Александровича с участием новгородских служилых людей должна была двигаться на ли­товские земли с севера, а группа войск из Твери — с востока. В тверской группировке были сосредоточены, по-видимому, наиболее крупные силы, судя по присутствию великого князя Василия, по числу воевод и по уча­стию князя Даниила Щени.⁵

К. В. Базилевич справедливо отмечает, что развертывание русских войск по апрельским разрядам носило выжидательный характер. В Москве считались с возможностью литовско-ливонского союза и вторжения про­тивника в северную часть порубежной территории. В этих условиях не­медленный поход под Смоленск был рискованным.

Сосредоточение главных сил в районе Твери давало возможность от­носительно быстро перебросить их как для защиты Новгородско-Псковской области, так и в направлении на Ржев — Великие Луки.⁶

В походе на Литву должны были принять участие и войска Менгли. В послании к хану великий князь сообщал о своей готовности послать /74/ весной в Литовскую землю воевод «со многими людьми», отпустить «на де­ло» своих детей и самому, «ожь даст Бог», отправиться в поход.⁷

Великий князь требовал, чтобы Менгли, в свою очередь, либо сам сел на коня, либо послал с ратью своих детей.⁸

Посол князь Федор Ромодановский был отправлен с этой грамотой 11 марта сразу после окончания переговоров с послами Ягеллонов. Однако в пути он подвергся нападению азовских и ордынских татар, ограблен и захвачен в плен. Выкупленный из плена, он лишь около 19 июня смог со­общить Менгли содержание своей миссии.⁹

Узнав о пленении своего посла, великий князь 25 мая отправил хану новую грамоту. Он сообщал о начале похода своих воевод и о том, что «украинным людям» велено «со всех сторон воевати Литовскую землю». Он предлагал Менгли двинуться по направлению Киев — Слуцк — Ту­ров — Пинск — Минск.

Исходя из этого, К. В. Базилевич обоснованно считает, что главной целью операций русских войск был Смоленск, а действия «украинных лю­дей» из Чернигова, Стародуба и других городов Северскои земли должны были носить сковывающий характер.¹⁰

Однако Менгли от предложения великого князя отказался. Он узнал о движении татар Большой Орды к Дону и сам направился туда, чтобы по­ставить крепость на берегу реки. Таким образом, совместный поход рус­ских и крымских войск весной 1501 г. не состоялся.

Наши источники (летописи и разряды) ничего не пишут о ходе и ре­зультатах апрельского похода русских войск — вероятно, эти результаты не были значительными. Однако в мае общее положение резко измени­лось.

14 мая новгородские наместники князь Семен Романович и Иван Анд­реевич Колычев Лобан получили директиву, присланную из Ставки с Ярцом Зайцевым.

«Каково будет дело от Литвы, ино б шел с Новагорода намесник князь Семен Романович, а быти ему с великого князя сыном с великим князем Васильем. А был бы князь Семен в Большом полку, а в полках бы были у него воеводы.

В Передовом полку князь Иван Тулуп да Михайло Ондреевич Колы­чев.

В Правой руке князь Иван Буйнос княж Александров сын Хохолков, да князь Иван Гундор. /75/

В Левой руке — Иван да Василей Григорьевы дети Морозова.

В Сторожевом полку назад воевода Игнатий Образец».

С тем же Ярцом была послана и другая инструкция: «Каково будет дело от Немец, и иттить из Новагорода намеснику Ивану Лобану Андрее­вичи) Колычеву, а быть ему в Большом полку.

А в Передовом полку воевода Темка Янов.

А в Правую руку, и в Левую руку, и в Сторожевой полк воевод разря­дить наместником.

Да Лобану же в речи написано: каково будет дело от Немец и пойдет он на великого князя дело, а, посмотря по делу, пригоже будет взяти с Орешка намесника князя Володимера Туреню, а с Корелы наместника Ивана Пужбальского.

И Лобану их с собою взять, и велети им быть с собою в воеводах в полках, в котором полку пригоже.

А другой бы наместник, Юрий Сабуров, был в Кореле с кореляны и з земцы.

А будет с Корелы и из Орешка наместников непригоже взять, и Лоба­ну тех наместников с собою не имать.

А в Новегороде со владыкою Генадьем быть Ондрею Ондреевичу Ко­лычеву, да дворетцкому ноугородцкому Ивану Волынскому да дьяку Сумороку Вокщерину».¹¹

Директива от 14 мая, как и директива июля 1500 г. перед сражением на Ведроше, — это «речь», которая «писана» и передана с посланцем ве­ликого князя. Вероятно, первоначальная форма таких инструкций была устная — как и в посольском деле, она передавалась адресату слово в сло­во. Но теперь «речь» осталась только в названии — инструкции уже давно носят письменную форму.

Инструкция от 14 мая вносит существенное изменение в развертыва­ние новгородских войск.

Если апрельские планы ориентировали новгородское ополчение на выступление против Литвы в составе рати князя Данилы Александровича, то теперь новгородское ополчение делится на две группы, одна из кото­рых, соединившись с войсками из Твери, идет на Литву, а другая нацели­вается на действия против ливонских немцев. Эта вторая группа — во гла­ве со вторым новгородским наместником, наделенным большими полномочиями. В зависимости от обстановки он может мобилизовать гар­низоны Орешка и Корелы во главе с их наместниками, оставляя при этом в Кореле другого наместника с гарнизоном из служилых корелян и земцев, т. е. городового земского ополчения — очевидно, на случай нападения шведов. Новгородское наместничество представляет собой большой /76/ военный округ, который подразделяется на малые городовые округа во главе с их наместниками.

Директива 14 мая отражает новую стратегическую ситуацию: нача­лись нападения ливонских немцев, заключивших союз с Александром Ли­товским.¹²

Совместный поход немцев и Литвы был назначен на 25 июля, но в связи со смертью короля Яна - Альбрехта (17 мая) и процедурой выборов нового короля (Александра Литовского) был отложен до 28 августа.¹³

Однако фактически враждебные действия начались раньше.

2 мая форт Нарвы сообщил в Ревель, что совершил нападение на рус­ские земли, но потерпел неудачу и понес большие потери. Он просил о скорейшей присылке подкреплений.¹⁴

По-видимому, именно это нападение вызвало появление директивы Ставки 14 мая.

Летом в Дерпте была предпринята широкая враждебная акция против русских купцов из Пскова — было захвачено 25 учанов с товарами, а 150 купцов посажены в погреб.¹⁵ Протесты псковских и новгородских властей успеха не имели. Псковичи обратились за помощью к «князем великим Ивану Васильевичю и Василию Ивановичю, и князи великие ялися отчину свою боронити от немец».

После повторного обращения псковичей «князи великие прислали воевод своих князя Василия Васильевича Шуйского и со князи и с поме­щики с новгородскими и людьми своими и со всею ратною приправою. И в другую неделю приехал князь Данилеч Пенко и с товарищи и со всею силою своею и жили во Пскове три недели» — с 1 по 22 августа — на Завеличье и на Полонище.¹⁶

Хозяйственные псковичи, как всегда, подсчитали свои расходы по со­держанию великокняжеских войск: « овсов сто забниц, и сена сто стогов, да тое протори, кое на колачи, кое на хлебы, 25 рублев на один день».¹⁷

Войска «в землю Немецкую не пойдут без государева повеления». Псковичи посылали к великому князю еще двух гонцов, одного за другим, что «немцы жгут и грабят и головы секут и живых ведут в свою землю». /77/

Только после этого «великие князья велели воеводам своим князю Данилу Олександровичю и князю Василию Васильевичю воевати Немецкую зем­лю со князем псковским и с посадники и со псковичи. А делали бы дело с пословица, как вам Бог положит на серда...».

Поход начался «... того же месяца [августа] в 22 поехали первый стяг с воеводами, в день недельный, и иные стяги на второй день; князь псков­ский Иван Иванович Суздальский с посадники и со псковичи, и воеводы великого князя, князь Данила Олександрович [Щеня — ошибка. На самом деле — Пенка] и с людьми своими, и князь Василий Васильевич Шуйский, наместник новгородский и с помещики, и с людьми своими, и тверские воеводы Иван да Петр, оба Борисовича, и с товарищы воевать Немецкой земле... А иная рать, добровольныя люди, во ушкуях и в лодьях не учи-ниша ничего же, а сами приехали все здорови».

Известие Псковской 1 летописи позволяет сделать ряд выводов.

Враждебные действия дерптских властей начались, видимо, примерно в одно время с нападением нарвского войска на Новгородскую землю. То­гда-то и появилась директива от 14 мая.

Великий князь (и его формальный соправитель-наследник) проявили крайнее нежелание вступать в конфликт с Ливонией.¹⁸ Войска прибыли в Псков только после неоднократных просьб псковичей и длительное время стояли в бездействии. Великий князь, возможно, надеялся, что само при­сутствие его войск во Пскове окажет на немцев умиротворяющее влияние и заставит их прекратить враждебные действия, как было, например, в 1473 г., когда прибытие во Псков войск князя Холмского заставило нем­цев заключить «Данильев мир». И только когда эти надежды не оправда­лись, а враждебные действия немцев усилились, войска двинулись на Ли­вонию.

Нападение немцев вызвало перегруппировки русских войск.

Уже директива 14 мая отражает серьезные изменения по сравнению с апрельскими разрядами. В апрельских разрядах похода на Литву упомяну­то шесть воевод в группе князя Данилы Александровича Пенки и шесть воевод в тверской группе великого князя Василия.

В директиве 14 мая для похода на Литву названо семь воевод, из ко­торых только один — князь Семен Романович — упоминался в апрельских разрядах. По-видимому, создавалась новая группировка войск, уже не подчиненная князю Данилу Пенке.

Той же директивой формируется группа войск для действий против немцев во главе со вторым новгородским наместником, который, как уже говорилось, был наделен большими полномочиями. Только его ближай­ший помощник — воевода Передового полка — назначен великим князем. /78/

Воеводе Большого полка было предоставлено право распоряжаться гарнизонами городов на свейском направлении.

В августе во Псков прибыли войска, предназначенные для действий против немцев. Летопись называет пять воевод, из которых четыре упоми­наются в апрельских разделах похода на Литву, в том числе и воевода Большого полка.

Возможно, что группировки, первоначально нацеленные на Литву, те­перь были переориентированы на ливонское направление.

О боевых действиях на литовском фронте весной—летом, вплоть до сентября 1501 г., в наших источниках сведений нет. Можно сделать пред­положение, что крупных боевых действий на этом направлении весной— летом не было — возможно, в связи с нападением немцев и с отсутствием помощи от Менгли, занятого борьбой с Ахматовичами.

Согласно разрядным записям, 7 августа Менгли сообщил великому князю, что стоит против Ахматовичей «на другой стороне Тихие Сосны» при устье и у Дона, «а улусы Шихматовичи на сей стороне Волги, и князь великий бы послал на улусы рать свою. И князь великий посла на улусы царя Магмедемина, а с ним князя Василия Ноздреватого».

Было отдано распоряжение и великой княгине Рязанской послать вое­вод Сунбула Тутыхина и Микиту Инкина сына Измайлова, а князю Федо­ру Рязанскому — послать воеводу Булгака Денисьева.¹⁹

На открывшемся южном направлении на помощь союзнику посыла­ются силы казанского вассала и рязанские воеводы, которыми великий князь распоряжается как своими. О помощи со стороны Менгли на литов­ском направлении в таких условиях речи быть не могло.

Центр тяжести военных действий временно перемещается на северо­западное направление. Войска, собранные в августе во Пскове, вступили в боевое соприкосновение с противником. Об этом событии есть краткие сведения в Псковской летописи. 27 августа «наехали силу немецкую князь псковский Иван Иванович Горбатый с воеводы великого князя, и с посад­ники, и с псковичи на Серицы за Изборском 10 верст. И начата псковичи с Немцы биться на мал час, и ту падоша Псковичей 20 человек, а Немец и чюди бес числа. И князь псковский и с посадники псковскими и воеводы великих князей и с ступишася первая с Немцы. И напустиша буртальники немецкий ветр на псковскую силу и на московскую силу, и пыль ис пушек и ис пищалей.

И [не] бысть пособие Божие псковичам. И убита на первом сступе Ивана Теншина посадника псковского, и побегоша первые псковичи.

И они, поганые, повернута на московскую силу пушками и пищаля­ми, и бысть туча велика, грозна и страшна от стуку пушечного и /79/ пищального. И потом москвичи побегоша, и бежали меташа своя быта. И изборя-не выскоча из Ызборска городка, как они бежали мимо городок, и грабиша то быто московское и псковское изборяне.

И бысть во Пскове плач и рыдание, а Немцы не гонилися.

А Немцы на завтрее под Избореск поидоша, и изборяне сами посад свой зажгоша. И начата бити пушками городок Изборск, и городок Бог ублюде и святый Никола. И стояли под Изборском день да ночь, и поидо­ша к Великой реке в Колбежици, жгучи и тручи землю псковскую, к бро­дам по Завелицкой стороне.

А князь псковский и с посадники псковскими и со псковичи сполна коневая рать, а молодые люди два третьего крутили щитом да сулицею, и поидоша противу их по другу сторону Великой реки, а ту бишася с Немцы много на бродах.

И придоша Немцы к Острову городку».²⁰

В Воскресенской летописи события на Серице отнесены к октябрю, что противоречит всем другим источникам. Воевод великого князя — кня­зя Данила Александровича Пенка «и иных» — «встретиша Немцы многие люди безвестно на Сирице, и потапташа Немцы, не поспели воевать вели­кого князя воружетися. И на том бою убили воеводу великого князя Ивана Борисовича Бороздина, убиша ис пушки. И князь Данило отъиде и ста во Пскове».²¹

Несмотря на явно ошибочную дату, сообщение Шумиловского списка представляет определенный интерес. Она приписывает неудачу на Серице внезапности нападения немцев, называет имя погибшего воеводы и уточ­няет обстоятельства его гибели. Московские войска отошли ко Пскову, и в дальнейших осенних боях против немцев не участвовали. В распоряжении составителя Воскресенской летописи был какой-то официальный памят­ник, использованный им только частично и к тому же неумело (вставлен не на нужное место). Тем не менее сведения этого источника не могут иг­норироваться.

По данным немецких источников, магистр Вальтер фон Плеттенберг должен был 29 августа соединиться с литовскими войсками по­лоцкого наместника.²² Битва на Серице произошла во время этого движения немцев. По данным немецкого источника («Sсhоппе Нуsthoriе») у магистра было 4 тыс. всадников, 2 тыс. пеших кнехтов, и всего вместе с обозами, артиллерией и крестьянами до 80 тыс. человек.²³  /80/

По данным того же источника численность русских войск составляла 30-40 тыс. человек.²⁴

К. В. Базилевич на основе подсчета расходов псковичей на содержа­ние войска определяет численность войска (25 рублей в день, считая по 1 деньге человека), приведенного воеводами во Псков, в 5-6 тыс. чело­век.²⁵ Эту цифру можно принять, если считать только служилых людей, т. е. вооруженных всадников. В таком случае оказывается, что русская кон­ница примерно сопоставима с немецкой. Что касается пятизначных чисел, приводимых немецкими хронистами, то они вызывают большое сомне­ние — такого огромного войска не могли выставить в поле ни немцы, ни русские. Речь могла в данном случае идти только о невооруженных людях, сопровождавших войска (обоз и т. п.).

Русские войска были наголову разбиты. Исходя из рассказа псковской летописи, причинами этого было, во-первых, широкое применение немца­ми артиллерии, неожиданное для русских, во-вторых, недостатки органи­зации и управления русскими войсками. Они вступили в бой по частям, взаимодействия между псковичами и москвичами достигнуто не было.

Наш источник ничего не говорит о численном превосходстве против­ника, что обычно делается в случае неудачи. Можно думать, что если пре­восходство в численности у немцев и было, то оно не играло существен­ной роли, и было просто не замечено русскими.

Едва ли можно считать правдоподобными сведения поздней Воскре­сенской летописи, что немцы убили лишь «немногих людей». Этому не соответствует картина бегущих с поля боя войск, бросающих по дороге свое имущество («быто»).

Масштаб и значение поражения наших войск в сражении на Серице не следует преуменьшать — «бысть во Пскове плач и рыдание». Однако в сражении на Серице, как справедливо отмечает К. В. Базилевич, не участ­вовали главные силы русских — они, судя по именам воевод, оставались на старом месте, в районе Твери.²⁶ Поражение на Серице имело скорее мо­ральное значение.

На следующий день после боя немцы оказались под стенами Изборска. Изборянам, которые грабили «быто» бегущих с поля боя воинов, пришлось сжечь свои посады и выдержать артиллерийский обстрел, кото­рый продолжался целые сутки («день и нощь»). Но противник двинулся дальше, к самому Пскову, создав прямую угрозу захвату бродов через Ве­ликую. Псковичам пришлось провести своего рода тотальную /81/ мобилизацию по очень жесткой норме и с трудом, «много бишася» — отстоять броды.

Отбитые от бродов, немцы пошли по псковской земле к югу. «Месяца сентября в 7 день» они «начата бити пушками городок Остров, и огнен­ные стрелы пущати... и пленища дом святый Николы и городок взяше и огнем выжгоша, иных мечю предаша, а иных огнем сожгоша, и жен, и де­тей нощь в 8 день, на Рождество Святой Богородицы, и того дни прочь отьидоша».

Гибель Острова была предрешена разгромом на Серице. «Псковские воеводы и псковичи островитянам не помогаша ничем же, и стояли отъе­хав от городка три версты, как Немцы городок биша и огненные стрелы пущаще, а псковские воеводы и Псковичи только смотряше».

Эта позорная картина бездействия войск, пассивно смотревших на ги­бель русского города, пригорода Пскова, может объясняться только демо­рализацией псковичей после поражения на Серице. О московских и твер­ских войсках не говорится ничего — видимо, они были после разгрома на Серице выведены из Пскова.

После взятия и сожжения Острова магистр вернулся к Изборску, «и ночеваше под Изборском, и на завтрее поидоша прочь и западоша» (уст­роили засаду). Глубина операции немцев не превосходила 60—70 км.

Изборяне «пришедше на стан, где Немцы ночевали» — очевидно, для захвата брошенного немцами «быта». «И ударишася на них Немцы запад­ные, и гнашася за ними до самые стены, и всех иссекоша, а иных руками яша 130 человек». По данным немецких источников, Плеттенберг уже 14 сентября вернулся в Ливонию. По немецким данным, горожане и дру­гие жители Ливонии не проявляли желания отправляться в новый поход.²⁷

Целью похода магистра было, по его словам, совместное с литовскими войсками овладение Псковом.²⁸ В этом смысле поход Плеттенберга ока­зался бесплодным. Однако и русский план наступления на Ливонию из Пскова также потерпел неудачу.

События конца августа — начала сентября на псковско-изборско-островском направлении показали не только слабость организации коман­дования соединенными московско-псковскими войсками, но и кризис во­енной организации Господина Пскова. Соединенных действий Пскова и его пригородов не было — каждый заботился только о собственной защи­те и не оказывал друг другу никакой помощи. Жители Изборска проявили низкие моральные качества, грабя отступавшее московско-псковское /82/ войско и поддавшись на подстроенную немцами ловушку и умело рассчитан­ную опять же на корыстолюбие жителей Изборска.

Показателем упадка старой военной организации может служить и бесплодный поход «добровольных людей» в ушкуях и лодьях.

Псковский летописец отмечает важный факт. «Немцы с Литвою сово-купися, а быти им было вместе подо Псковом, а пан Черняк не поспел, под Опочкою услышал, что Немцы выжгли Остров, а Литва мало не взяла Опочки».

Соединение немецких и литовских войск не состоялось, но оператив­ное взаимодействие было фактически достигнуто. В сентябре Псковская земля переживала тяжелые времена под ударами двух сильных противни­ков. Оперативная обстановка на северо-западном (псковско-ливонском) направлении складывалась для России неблагоприятно.

Русскому ВГК приходилось решать насущную задачу борьбы на двух независимых операционных направлениях — против Литвы и против Ор­дена. При этом общая обстановка на западном (литовском) направлении в целом была благоприятной и определялась крупными успехами предыду­щей кампании.

На северо-западном (ливонском) направлении, напротив того, обста­новка для русских войск была невыгодной и определялась крупными не­удачами, в результате которых противник захватил инициативу.

В этих условиях русская Ставка приняла решение использовать бла­гоприятную ситуацию на литовском фронте и нанести удар в обход смо­ленского плацдарма с юга. В случае успеха эта операция создавала угрозу Смоленску и заставляла противника оттянуть свои силы на юг, затрудняя взаимодействие литовских и орденских войск.

Согласно разрядным записям, «сентября в 24 день посла князь вели­кий в Стародуб по князю Семену и по князю Василию Шемячичю воевод своих князя Олександа Владимировича Ростовского и иных своих воевод, и велел им со людьми быть по полком. И князи ходили ко Мстиславлю, и князя Михаила Ижеславского и королевских воевод побили, а Федня Скрыпова изымали и посады пожгли, а князь Михаил Ижеславский, да Якуш Костевич да Остафей Дашков утекли в город.

А были тогда по полком:

В Большом полку со князем Семеоном Стародубским и со князем Ва­силием Шемячичем были великого князя воеводы князь Олександр Воло-димирович Ростовский да Семен Иванович Воронцов.

В Передовом полку князь Петр Семенович Ряполовский-Лобан да князь Иван Михайлович Воротынский.

В Правой — Григорий Федорович.

В Левой — Иван Васильевич Жук.

В Сторожевом — князь Василий Васильевич Ромодановский». /83/

Получив донесение о победе под Мстиславлем «князь великий по­слал ко князем и к своим воеводам Ивана Микулина сына Яроги велел князь великий князю Олександру и иным воеводам ехати к себе. А у князей велел остатися в Стародубе князю Ивану Воротынскому да кня­зю Лобану Ряполовскому, написал Воротынского наперед, а Ряполовского после его. А вдруго ряд написал к воеводам в речи у Ивана же у Ярого потому же: князь Иван Воротынский да Лобан князь Петр Ряполовский».²⁹

В походе на Мстиславль разрядная запись перечисляет имена семи воевод по пяти полкам. Само количество воевод и наличие вторых воевод в Большом и Передовом полках, может свидетельствовать о крупных си­лах, посланных в поход, и о значении похода на Мстиславль.

Формально воеводы великого князя посланы «ко князьям», только что перешедшим на русскую службу и сохранившим внешние признаки своего княжеского суверенитета. Фактически, по всей вероятности, все управле­ние войсками находилось в руках великокняжеских воевод. Из семи вое­вод шесть — из старых великокняжеских служилых людей, в том числе три — из удельных князей. Один воевода князя Иван Михайлович Воро­тынский еще совсем недавно служил великому князю Литовскому. На но­вой службе он занимает видное положение. Хотя в походе на Мстиславль он — второй воевода Передового полка, позади князя Петра Лобана Ряполовского, в «речи» великого князя он стоит на первом месте — выше сво­его недавнего начальника.

После победы пять воевод из семи отзываются в распоряжение вели­кого князя, и в Стародубе остаются только двое.

Великокняжеская летопись, рассказывая об этом походе, называет князя Александра Владимировича Ростовского, Семена Воронцова и Гри­гория Федорова, сына Давыдовича, т. е. имена обоих воевод Большого полка и воеводы полка Правой руки.³⁰

«И приидоша воеводы ко городу Мстиславлю ноября 4 в четверг. И встрете их из града князь Михайло Ижеславович и зять князя Юрьев Луг-веневича да великого князям Олександре Литовском воеводы Остафей Дашкович з двором великого князя [и] заставою, и з жольныри... и Божи-ею милостию одолеша полци великого князи Ивана Васильевича... Князи же и воеводы великого князя, постояв у города, землю учинише пусту и возвратишася к Москве с великим пленом».³¹ /84/

Известие великокняжеской летописи позволяет внести уточнения в сообщение разрядной записи. Уточняется имя одного из воевод, главное же — называется точная дата выхода к Мстиславлю и боя с литовцами. От решения об отправке войск до выхода к Мстиславлю прошло полтора ме­сяца. Столь долгий срок можно объяснить осенней распутицей, влиявшей на темп сбора и перегруппировки войск. Операция, во всяком случае, прошла успешно — литовцы были разбиты, хотя сам город остался в их руках. Следует отметить, что здесь впервые упоминаются в составе литов­ских войск «жолныри». Хроника Быховица рассказывает о походе русских войск (Семена Можайского) к Мстиславлю, где «сидело в осаде много ли­товских людей». Князь же Михаил Мстиславский узнал, что князь Семен Можайский идет с москвичами к Мстиславлю. И, окружив город, «стояли немало времени, и причинив немало зла около города, ушли обратно».³²

Литовское известие в целом не противоречит русским. Нет только рассказа о бое под Мстиславлем и о поражении литовских войск. Важно отметить указание на многочисленность литовских сил в Мстиславле.³³

Следует иметь в виду хронологические несообразности в Хронике Быховца. Так, сражение на Ведроше отнесено к 1499 г., а поход русских к Мстиславлю соединен с походом Дмитрия Жилки на Смоленск в 1502 г. и отнесен к 1500 г. Однако известие о походе на Мстиславль само по себе вполне достоверно и подтверждено русскими источниками.

Победа под Мстиславлем — самое крупное событие кампании 1501 г. на литовском фронте. Высокая оценка этой победы в «речи» великого кня­зя к воеводам говорит о значении, которое ей придавалось. По мнению К. В. Базилевича, присутствие в Мстиславле двора Александра Литовского свидетельствует о том, что здесь были собраны основные силы литовских войск.

Для оценки стратегического значения победы под Мстиславлем необ­ходимо учитывать обстановку, сложившуюся к осени 1501 г. на южном направлении в связи с походом Большой Орды к Тихой Сосне (правый приток среднего Дона). Как мы уже видели, поход Ших-Ахмета вынудил Менгли-Гирея отказаться от нападения на Литву и заставил его просить помощи у великого князя. Но дело было не только в этом.

По данным Хроники Быховца, осенью 1501 г. «царь Заволжский Ших-Ахмет со своею ордою... а с ним посол великого князя Александра... приехали в землю Северскую, и стал под Новгородом Северским и други­ми городами, землю же всю, почти до самого Брянска, заполонил бесчис­ленным воинством». Захватив несколько городов, Ших-Ахмет послал к /85/ Александру Литовскому, призывая его «соединиться с ним» против Менгли-Гирея и великого князя Московского.³⁴

Фактически речь шла о нашествии на южную окраину России. Под угрозой находились Путивль, Рыльск, Курск, Елец, земли Северского и Стародубского княжеств. Были сведения, что Ших-Ахмет стоит у Рыльска в 300 км от Мстиславля. Северские земли оказались под угрозой двойного удара: с юга — татарской конницы, с севера — литовских войск».³⁵

Стратегическое значение победы под Мстиславлем в том, что она со­рвала, во-первых, план совместного нападения литовских войск и Боль­шой Орды на Чернигово-Северскую землю, во-вторых, совместные дейст­вия литовцев с Орденом. В задачу похода входило не овладение сильно укрепленным городом, а разгром собранных под ним войск.³⁶

Победа под Мстиславлем улучшила общее положение на фронте и об­легчила возможность нанесения удара на ливонском направлении.

Рассказав о походе на Мстиславль, разрядные записи продолжают:

«...того же лета посылал князь великий из Великого Новгорода воева-ти Немецкие земли воевод по полком.

В Большом полку наместник новогородский князь Данило Васильевич Щеня да князь Иван княж Васильев сын Васильевича Шуйского, да князь Борис Тебет Уланов.

В Передовом полку наместник же ноугородский князь Василий Ва­сильевич Шуйский да князь Петр Лобан Семенович Ряполовский.

В Правой руке князь Осиф Андреевич Дорогобужский да Петр Житов.

В Левой руке князь Володимер Ондреевич Микулинский да князь Фе­дор Юрьевич Прозоровский.

В Сторожевом полку Семен Карпович да Михайло Ондреевич Колы­чев да князь Семен Ромодановский».

Никаких дальнейших сведений об этом походе разрядные записи не содержат.

По данным великокняжеской летописи, «тое же осени, октября, посы­лал князь великий воевод своих, князя Даниила Олександровича Пенка, да князя Даниила Щеня Васильевича, да князя Олександра Васильевича Обо­ленского и иных воевод со многими людьми Немецкие земли воевати Ли-вонскые за их неправду, что они воевали отчину его Псков, да и гостей его поимали в Юрьеве. Воеводы же поидоша и начата Немецкую землю пле-нити, и жечи, и сечь, и в полон вести. И внезапу случись им бой велик на третьем часе нощи, ноября 20 день, приидоша Немцы безвестно с стороны со многою силою, с пушками и с пищалями. И Божиею милостию воеводы /86/ великого князя одолеша их, овех побита, а иных поимаша, а мало их у тече. И тогда на том бою убиша князя Александра Васильевича Оболен­ского.

И ходиша воеводы близ Колывани, выидоша на Иваньгород, а землю Немецкую учинили пусту».

По сообщению Псковской летописи, «...месяца октября в 18 день по­слали великие князи Иван Васильевич и Василий Иванович своего воево­ду князя Олександра Оболенского с силою московскою и царя татарского с татары, а велели им великие князи итти в Немецкую землю со Пскови­чами воевати.

И поехаша воеводы великих князей и Псковичи в землю Немецкую, того же месяца в 24, и начата землю Немецкую воевати. А яша собе вое­воды великих князей правую руку, а Псковичи левую руку.

И услышавши воеводы великих князей, что под Гельменем городком сила немецкая Юрьевская, и изъясачившася и поидоша на них, и начаша с Немцы битися.

И на первом сступе убиен бысть господин благоверный князь Алек­сандр Оболенский, за Святую Живоначальную Троицу, и за святые церкви и за отчину государей великих князей и за псковскую отчину.

И биша поганых Немец на 10 верстах, и не оставиша их ни весто но­ши. А не саблями светлыми секоша их, но биша их москвичи и Татарове аки свиней шестоперы.

И идоша мимо Юрьев и Ругодиво к Ивангороду. А псковичи труп на-ехаша на 3 день, а не ведаша того бою. И выидоша же Псковичи на Иван-город».³⁷

Сравнение летописных сообщений с разрядными записями свидетель­ствует о их большом расхождении. Из двенадцати воевод, названных в разрядах, великокняжеская летопись упоминает только одного — новго­родского наместника князя Даниила Щеню, а псковская летопись — нико­го. Такие большие расхождения не могут быть случайными.

С другой стороны, между великокняжеской и псковской летописями существенных расхождений нет. Разница только в перечне воевод: из трех воевод великокняжеской летописи псковская знает одного. В рассказе об осеннем походе 1501 г. обе летописи взаимно независимы, но не противо­речат, а скорее дополняют друг друга, показывая одни и те же события соответственно с московской и псковской точек зрения.

Первичность разрядных записей перед известиями великокняжеской летописи в принципе несомненна. Столь же несомненно, что составитель известия великокняжеской летописи об октябрьско - ноябрьском походе в Ливонию не пользовался известными нам разрядами и писал о событии, /87/ которое в этих разрядах не отразилось. С другой стороны, в разрядах не отразились сведения об осеннем походе на Немецкие земли во главе с кня­зем Данилом Александровичем Пенкой. Перед нами трудноразрешимый источниковедческий парадокс, свидетельствующий, во-первых, о непол­ноте дошедших до нас разрядных записей за 1501 г., во-вторых, о непол­ном, выборочном, использовании разрядных записей летописцами.

Для суждения о событиях осени 1501 г. на ливонском фронте единст­венным нашим источником становятся летописные известия.

Московская летопись содержит краткий официальный отчет о бое. Здесь важно указание на внезапность встречи (для русских), наличие сильной артиллерии у противника, которая, однако, в отличие от сражения на Серице, не вызвала замешательства у русских и не сыграла крупной роли. Глубокий рейд — до самой Колывани (Ревеля) — было возможно осуществить только многочисленной конницей (скорее всего, татарской). Глубина операции московских войск достигала 250 км.

Наиболее подробное изложение событий осеннего похода в Ливонию содержит Псковская летопись. Как и в других случаях, она является офи­циальной псковской хроникой, весьма близкой к документальным источ­никам. Она содержит реалии, отсутствующие в московской летописи, точ­ные даты событий, указывает место боя с немцами, сообщает об участии в походе татар, некоторые подробности боя. Обращает на себя внимание, что Псковская летопись всегда говорит о великих князьях во множествен­ном числе, называя рядом с настоящим великим князем его наследника (официального «государя Новгорода и Пскова»), чего никогда не делает ни великокняжеская летопись, ни разряды.

В то же время, против обыкновения, Псковская летопись не говорит о вечевых собраниях во Пскове и не называет имен представителей псков­ского войска — князя и посадника.

Наступление в Ливонию русские войска осуществляли двумя колон­нами, между которыми не было непосредственной связи. В бою под Гельмедом участвовали только москвичи и татары, а псковичи узнали о бое только на третий день. Противниками великокняжеских войск были вой­ска дерптского епископа, которые и были разбиты, из чего можно заклю­чить, что эти войска не действовали совместно с другими силами. В отли­чие от Московской летописи, Псковская ничего не пишет о рейде к Колывани, возможно, потому, что сами псковичи в этом рейде не участво­вали. Глубина операции псковских войск достигала 200 км.

По данным ливонских хроник, русские войска совместно с татарами вторглись в Ливонию 31 октября. Численность их достигала 90 тыс. чело­век; они не встретили должного сопротивления, так как силы Ордена были ослаблены эпидемией. Русские войска прошли через все Дерптское /88/ епископство, частично — через Рижское и Ревельское, через области Мариен-бург, Адзель, Трикатен, Гельмед, Тарвост, Ервен, Везенберг, Тольсбург, Нарву со всей Вирландией и увели с собой в плен 40 тыс. человек. Немец­кие хроники, таким образом, подтверждают известия русских источников о большом рейде в глубь вражеской территории и разорении ее.³⁸

Особый интерес представляют документальные источники.

В письме от 23 ноября Плеттенберг сообщает гроссмейстеру Ордена о вторжении в Ливонию 1 ноября русского войска, состоящего из новгород­цев, псковичей, москвичей и тверичей, при участии татар. Во главе этого войска стояли три военачальника. Русские доходили до 6 миль до Венде-на, разгромив Дерптское епископство, русские остались в стране. Плет­тенберг умоляет о помощи и сообщает о своем обращении к литовским властям с просьбой о выступлении в тыл русским.³⁹ В письме от 28 декаб­ря Плеттенберг сообщает о разорении Дерптского епископства, местно­стей у Мариенбурга, Везенберга, Нарвы, Нейшлота и об уходе русских через Вирландию. Во время пребывания русских в Ливонии силы немцев для отпора им должны были соединиться у Гельмеда. Но силы дерптского епископа подошли сюда за день до срока и столкнулись с русскими. У епископа было убито в бою 300 человек, у русских — 2 тыс.⁴⁰

Ревельский бургомистр в письме от 26 ноября (на другой день после сражения) пишет, что после первоначального успеха войска дерптского епископа под Гельмедом были разбиты, погибла большая часть кнехтов, русские захватили пушки и пушечные снаряды и двинулись к Феллину.⁴¹

Сведения русских летописей оказываются вполне достоверными — под Гельмедом наши войска одержали крупную победу.

Осенне-зимний поход в Ливонию можно расценивать как значитель­ный успех оперативного масштаба. Противнику был нанесен большой ма­териальный и моральный ущерб, войска его были разбиты. Орденское ко­мандование не сумело организовать своевременно отпор русским войскам.

Кампания 1501 г. фактически закончилась этим походом. В декабре 1501 г. [7010] начался новый поход на Литву, относящийся уже к кампа­нии 1502 г. [7010].

Основные особенности кампании 1501 г. — борьба против двух про­тивников, на двух операционных направлениях. Этим кампания 1501 г. принципиально отличается от предыдущей. Задачи, стоявшие теперь пе­ред русским ВГК, значительно усложнялись. /89/

Важнейшая из этих задач — определение главного противника. Как видно по разрядам и летописям, таким противником с самого начала счи­талась Литва. Тем не менее уже с мая ВГК выделило силы и на северо­западном (ливонском) направлении. Союз с Менгли оказался неэффектив­ным — сам Менгли был вынужден просить помощи против Ахматовичей. Напротив, союз Александра Литовского с Большой Ордой оказал значи­тельное влияние на ход событий, сковав силы крымского хана.

Очевидно, что крупномасштабного наступления на литовском фронте, сопоставимого с кампанией 1500 г., осуществить не удалось. Весной и ле­том заметных событий не произошло, во всяком случае, наши источники об этом умалчивают.

Первое крупное наступление на литовском фронте развернулось толь­ко в октябре — начале ноября на мстиславльском направлении и ознаме­новалось успехом оперативно-стратегического масштаба. Непосредствен­ного продолжения эта операция, по-видимому, не получила, но оказала большое влияние на ход событий на всем фронте.

Нападение Ордена заставило выделить силы против Ливонии. Пора­жение на р. Серице создало кризис на северо-западном фронте, для пре­одоления которого в октябре-ноябре было осуществлено глубокое втор­жение в Ливонию.

Крупный успех этих операций позволил возобновить наступление против главного противника.

Стратегическое руководство русскими силами успешно решило ос­новную задачу — ведение боевых действий на двух расходящихся направ­лениях. Сковывая силы противника на одном направлении, русское коман­дование наносило удар на другом. Для проведения таких операций, в сущности, по внутренним операционным линиям, требовалась четкая рабо­та Ставки. Как и в прошлых кампаниях, Ставка руководила войсками с помощью директив, рассылаемых воеводам.

Важную роль сыграл стратегический резерв ВГК — его умелое ис­пользование позволило в целом добиться успеха в сложных условиях войны в одиночку против двух противников при отсутствии реального союзника.

Вместе с тем главная задача, поставленная великим князем, — овла­дение Смоленском, — решена не была. В силу сложившейся реальной об­становки кампания 1501 г. в стратегическом отношении носила в основ­ном активно-оборонительный характер.

Кампанию 1501 г. в известной степени можно сравнить с кампанией 1480 г. В обоих случаях решалась задача борьбы на два фронта, на двух самостоятельных направлениях (в 1480 г. — стратегических, в 1501 г. — операционных). Однако способ решения этой задачи, сам характер этих кампаний имеет существенные различия. /90/

В 1480 г. на обоих стратегических направлениях русские войска в си­лу сложившихся обстоятельств занимали жесткую («пассивную») оборо­ну, предоставляя инициативу ведения боевых действий противнику. При этом сохранялся стратегический резерв — главное средство в руках ВГК.

Кампания 1501 г. проходила в более благоприятных условиях. За два­дцать лет Россия окрепла и могла теперь ставить перед собой задачи на­ступательного характера.

В 1501 г. образ действий русских войск можно охарактеризовать как гибкий наступательно-оборонительный. Активная оборона на одном на­правлении сочетается с наступлением на другом. Фактически — нанесе­ние ударов попеременно на западном и северо-западном направлениях. Это возможно было только при сохранении стратегического резерва и умелом маневрировании им.

В тактическом отношении можно отметить отказ от осады крепостей и стремление вести боевые действия в открытом поле. Применение про­тивником артиллерии в полевом бою было первоначально неожиданным для русских войск, но уже во втором сражении с немцами их артиллерия не повлияла на исход боя и была частично захвачена русскими. О приме­нении артиллерии русскими войсками сведений нет — она еще не стала необходимой составной частью войска. Главным родом войска оставалась поместная конница — именно она решила исход ливонской операции.

В организационном отношении можно отметить упадок старой вече­вой военной системы Господина Пскова, и, следовательно, возрастание роли и удельного веса новой военно-служилой системы Российского госу­дарства. Можно отметить рост значения Сторожевого полка, в который теперь назначается два-три воеводы. Это свидетельствовало о дальнейшем развитии полковой системы организации полевой операции.

Вопрос о численности войск остается по-прежнему наиболее слож­ным. Цифра в 5-6 тыс. всадников, выведенная К. В. Базилевичем на осно­ве данных Псковской летописи, представляется вполне правдоподоб­ной. По данным немецких источников в битве на Серице у магистра было 4 тыс. всадников и 2 тыс. кнехтов, а всего — до 80 тыс. Это озна­чает, что на одного комбатанта приходилось до 18 человек обслуги-обоза и т. п. Надо полагать, что и в русском войске было примерно такое же соотношение.

В целом кампания 1501 г. показала дальнейшее развитие тех начал ор­ганизации и управления войсками, которые были закреплены и положи­тельно проявили себя в кампаниях предыдущих десятилетий. Это, прежде всего инстанция ВГК как органа стратегического руководства войсками и создание самостоятельных операционных направлений во главе с воево­дами, действующими по директиве ВГК. /91/

Примечания:

1. Характеристику их см.: Казакова Н. А. Русско-гензейские и русско-ливонские отношения. Конец XIV— начало XVI в. Л., 1975. С. 20-24.

2. Базилевич К. В. Внешняя политика Русского централизованного государства. Вторая половина XV в. М., 1952.

3. Базилевич К. В. Указ. соч. С. 469.

4. Разрядные книги 1475-1598 гг. М., 1966. С. 31 (далее — РК — 98).

5. Базилевич К В. Указ. соч. С. 474.

6. Там же. С. 475.

7. Сборник Русского исторического общества (далее — РИО). Т. 41. СПб., 1884. С. 377.

8. Базилевич К В. Указ. соч. С. 471.

9. РИО. Т. 41. С. 377.

10. Базилевич К. В. Указ. соч. С. 472.

11. РК-98. С. 32.

12. Базилевич К. В. Указ. соч. С. 473.

13. Казакова Н. А. Указ. соч. С. 221.

14. Базилевич К В. Указ. соч. С. 473.

15. ПСРЛ. Т. 5/1. С. 84-85.

16. Хотя псковский летописец говорит о приходе не только новгородцев, но и тверичей, среди воевод нет наиболее авторитетных — князя Данилы Щени и Якова Захарьича. Это говорит о масштабах похода — главные силы в нем не участвовали.

17. По расчетам К. В. Базилевича, исходя из того, что псковская зобница равна 14 пу­дам, а суточная дата овса — 10-12 фунтов, 100 зобниц могли прокормить 5000-5500 лоша­дей (Базилевич К В. Указ. соч. С. 470. Примеч. 2).

18. Казакова Н. А. Указ соч. С. 222.

19. РК-98. С. 32.

20. ПСРЛ. Т. 5/1. С. 85-86.

21. ПСРЛ. Т. 8. С. 241.

22. Казакова Н. А. Указ. соч. С. 222-223.

23. Ту же цифру (80 тыс.) называет участник похода Дитрих Шлибен: Liv-еst-und Кur-
landishes Uskunden buch. Стб. II. Т. 2. Рига; Москва, 1905 (далее — LUB. 2, II).

24. Казакова Н. А. Указ. соч. С. 223.

25. Базилевич К. В. Указ. соч. С. 478.  

26. Там же.

27. LUB 2. II. N181.S. 118.

28 Казакова Н. А. Указ. соч. С. 224

29.  РК-98. С. 32-33.         

30 ПСРЛ.Т. 28. С. 335.

31. По данным Воскресенской летописи, потери противника достигли 7 тыс. человек (ПСРЛ. Т. 8. С. 240-241).

32 Хроника Быховца. М., 1958. С. 115 (далее — Быховец).

33. Там же.

34. Там же. С. 115.

35. Базилевич К В. Указ. соч. С. 487.

36. Там же. С. 482-483.

37.  ПСРЛ. Т. 5/1. С. 86-87.

38. Казакова Н. А. Указ.соч. С. 225.

39. LUB 2. Bd. П. N 195. S. 130-132.                                     

40. LUB 2. Bd П. N 213. S. 146-148.      

41. Ibid. N 196. S. 133-134.