Воробьев В.М. Из истории поместного войска в условиях послесмутного времени (на примере новгородских служилых городов).

Продолжу выкладывать классиков отечественной истории XVII в., еще одна замечательная статья В.М. Воробьева: Воробьев В.М. Из истории поместного войска в условиях послесмутного времени (на примере новгородских служилых городов). // Мавродинские чтения: Материалы к докладам 10-12 октября 1994 г. Санкт-Петербург: Межвузовская научная программа "Исторический опыт русского народа и современность", СПб.: Изд-во С.-Петерб. гос. ун-та, 1994. СС.82-91.

Из истории поместного войска в условиях послесмутного времени (на примере новгородских служилых городов).

Полтора десятка лет внутренней Смуты и польско-шведской интервенции глубоко врезались в сознание современников и их потомков, стали своеобразным хронологическим рубежом. По­нятия «Великое московское разорение» или просто «разорение» надолго остались не только в памяти народной, в публицистике послесмутного времени, но и прочно вошли в тексты приказной документации.

Сегодня мы знаем размеры этого разорения, выраженного в убыли населения. Применительно к землям Великого Новгорода оно составило к 1620-м годам почти 90% от численности населе­ния начала XVI в.¹ Не лучше, по всей видимости, было положение и в других районах страны, оказавшихся в зоне многократных, за­тяжных боевых действий смутного времени и длительной, широ­комасштабной иностранной интервенции с повсеместными грабе­жами, сожжением дворов, истреблением и угоном в плен мирных жителей. При этом не стоит забывать, что разорены были как раз наиболее развитые, обжитые русские земли.

Знаем мы также и то новое, непривычное для многих поколений русских людей, геополитическое положение, в котором оказалась Россия после Смуты, и которое, кстати говоря, стало часто выпадать из рассуждений ряда современных историков — старателей по части смывания «белых пятен» с исторического поля нашей страны, прошедших, как правило, путь от мучительных поисков «царства свободы» до бойкого формирования образа «царства террора» и «русского империализма». А между тем послесмутное геополитическое положение России было, прямо скажем, крайне неблагоприятным. Столбовский мир отрезал страну от искони новгородского южного и юго-восточного побережья Балтийского моря, урезав на 1/5 территорию новгородских пятин,² и лишил ее важнейшей внешней оборонительной системы на Северо-Западе — цепи мощных крепостей от Ивангорода до Орешка. Теперь здесь, почти на столетие, закрепился давний и агрессивный противник — Швеция. Не лучше обстояли дела на Западе России. Деулинское перемирие свело почти на нет результаты столетних усилий на­рода по воссоединению западных русских земель в рамках еди­ного Русского государства. Северские земли и мощная запад­ная крепость — Смоленск отошли к польской короне. Вдобавок ко всему, Польша не признавала законным факт соборного избрания царем Михаила Федоровича, а Владислав еще 16 лет настойчиво заявлял о своих претензиях на московский трон. Напряженной си­туация была и на южной границе Руси, терзаемой на протяжении XVII в. набегами крымских, азовских и прочих татарских орд.³ Известно также и то, что Россия сумела-таки выстоять, а затем шаг за шагом, перейдя от обороны к осторожному наступлению, возвратила утраченное в ходе Смуты, да еще с прибытком. Это то, что мы знаем.

Но остается неизученным ряд ключевых вопросов в истории России послесмутного периода. И прежде всего мы не знаем как и какой ценой сумела разоренная, урезанная и униженная Рос­сия восстановить свою обороноспособность. Здесь, для начала, важно ответить на два вопроса. Первый — какой была конкретно боеспособность русской армии в целом, и ее станового хребта — поместного войска, в частности, после «Великого московского ра­зорения»? Второй — какие и в какой мере в каждом конкретном случае сработали факторы, обеспечившие восстановление пору­шенной поместной системы и ее дальнейшее функционирование вплоть до петровских преобразований?

Под таким углом зрения становится очевидным, что при опоре только на знания истории поместного землевладения поставлен­ные вопросы во многом останутся без ответа. Необходимо активно разрабатывать историю служилых городов (территориальных по­местных корпораций).

В данной работе предлагаются некоторые результаты изуче­ния новгородских служилых городов (пятин) за два десятилетия после Смуты: от восстановления государственности (1613 г.) до первой серьезной пробы сил возрождавшегося государства в вос­становлении своего прежнего геополитического положения, т. е. до Смоленской войны (1632 — 1634гг.).

Источниковая база работы основана на материалах новгород­ских десятен 1615 — 1033гг., большинство которых впервые вво­дится в научный оборот.⁴ Эта разноплановая массовая документа­ция Разрядного приказа (главного военного ведомства) наряду с писцовыми книгами является одним из основных источников исто­рии служилых городов. Через десятни по конкретным служилым корпорациям разрядный приказ стремился периодически учиты­вать количественный и качественный состав поместного войска страны в целом, определять уровень боеготовности того или иного служилого города, выявлять и удовлетворять (в меру возможно­стей казны и с учетом конкретных государственных интересов) его потребности в поместном и денежном обеспечении дворян и детей боярских посредством верстания их поместными и денеж­ными окладами, раздач денежного жалования и т.п.

Характерной чертой истории поместного войска в послесмутное время была неадекватность правительственных оценок мате­риальной обеспеченности, а значит и боеготовности, служилых людей — помещиков. Для адекватных действий прежде всего не­обходимо иметь надежную информацию о положении на местах. Для этого по традиции (еще служили в приказных палатах те, кто помнил о мерах стабилизации положения в стране после разоре­ния 1570 — 80-х годов) требовалось провести дозорные описания, да не выборочно, а повсеместно.  Кстати говоря, послесмутные дозорные описания начались без особой проволочки.   Но сразу повсеместными они стать не могли. Многие русские земли были оккупированы шведскими и польско-литовскими войсками, в ряде уездов рыскали в поисках наживы банды русских «воров» (измен­ников), для которых смутное время еще не закончилось.

В этих условиях главным и довольно оперативным источником информации для правительства стали коллективные челобитные разных сословий, в том числе дворян и детей боярских. Сплочен­ные в почти замкнутые территориальные сообщества — служилые города (т. е. уездные, пятинные и прочие объединения) дворяне и дети боярские представляли собой мощную военно-политическую силу. За их плечами был почти полуторавековой опыт их пред­ков со времен становления поместной системы при Иване III, в их среде были авторитетные лидеры из числа дворовых и городо­вых служилых людей, умело и достойно отстаивавших интересы своих товарищей по служилому городу в качестве окладчиков во множестве смотров, поместных и денежных верстаний, раздач де­нежного жалования и т. п. У них, да и у правительства, еще свежи были в памяти события смутного времени, когда от воли служи­лых городов порой многое зависело.

Насколько эффективной была практика коллективного челобит­ного информирования приказной администрации со стороны слу­жилых людей в изучаемый период? Судя по числу и по частоте инициированных ими общеновгородских акций Разрядного при­каза, она оказалась весьма эффективной.

Так, в 1615г. беспоместные дети боярские всех пятин из чи­сла «тихвинских сидельцев», оборонявших Тихвин от настойчи­вых попыток шведов взять штурмом этот стратегически важный город, получили разовое денежное жалование с учетом «их бед­ности и разорения». (4.1) По требованию служилых же людей в 1619 г. проведена была весьма важная в тех условиях работа по сыску поместных и денежных окладов дворян и детей боярских всех пятин на основании смотренных списков, сохранившихся в новгородской государевой казне за 1605 — 1617гг., и окладчиковых показаний о прохождении службы своих сотоварищей (4.2). Примечательно, что в спорных вопросах позиция окладчиков, в большинстве случаев, была определяющей. Именно по записан­ным в десятнях 1619 г. поместным и денежным окладам через 2 года, т. е. в 1621 г., была осуществлена раздача дворянам и детям боярским денежного жалованья «на нынешней на 129-й год дли их бедности» (4.3-4.7). Далее последовал с годичным интервалом смотр — «разбор» служилых людей всех пятин с целью определе­ния их реальной готовности к службе (к дальней полковой конной или же ближней и городовой пешей) с учетом их самообеспече­ния с поместий и вотчин, а также с целью выявления сметной готовности к службе, т. е. в случае получения государева денеж­ного жалованья (4.8-4.11).

Все поставленные Разрядным приказом задачи смотра 1622 г. так или иначе группировались вокруг нескольких основных во­просов: 1) сколько дворян и детей боярских сможет прибыть на службу «конно, людно и оружно»? 2) у скольких из них бу­дут запасные («простые» по приказанной терминологии) лошади? 3) сколько будет с ними боевых холопов, в том числе: служилых (на коне и вооруженных), с господскими запасными лошадьми и кошевых (для обозной, заградительной службы)?

Как показал смотр крупнейшей в стране служилой корпора­ции (Табл.1), из 1203 дворян и детей боярских Бежецкой, Водской, Деревской и Обонежской пятин (десятни Шелонской пятины 1622 г. пока не обнаружены) только 354 чел. (30%) были готовы к конной службе. При этом, лишь незначительное их число (9 чел.) могло выйти в поход с запасными лошадьми. Не лучше обстояло дело и с готовностью к полковой конной службе холо­пов: 354 помещика могли снарядить в поход только 87 холопов, которые по их оснащенности годились в основном (на 83%) к обоз­ной службе. Таким образом, полноценную полковую службу, т. е. «конно, людно и оружно», готово было служить менее 1% новго­родских дворян и детей боярских.

Несколько лучше стала бы ситуация с получением государева денежного жалованья (Табл.2). В этом случае конную полковую службу были бы готовы служить уже 625 чел. Почти втрое возро­сла бы численность боевых холопов — до двух с половиною сотен. Из них уже более 40% могло бы нести конную службу. Однако, число «конных, людных и оружных» дворян и детей боярсккх и при таком раскладе оставалось бы слишком незначительным для такой многочисленной и некогда мощной группировки поместного войска — всего лишь 44 чел. (3,7%).

Десятни смотра 1622 г. впервые в рассматриваемый период предоставили правительству реальную информацию о масштабах разорения поместной системы и подвигли приказных деятелей к более продуманным и ответственным шагам в отношении мате­риального обеспечения, как выяснилось теперь, почти поголовно пустопоместного дворянства. Раньше под сводами приказов еще надеялись на чудо. Подумывали, что греха таить, и о лености, и о «воровстве» служилых людей как о причинах «нестроения» поместного войска. Все это и многое другое отражено в наказе местным воеводам, дьякам и выборным окладчикам из числа слу­жилых людей каждой пятины, изложение которого содержится во вводных статьях десятен.

Но это было раньше. Теперь пришло время поверить в прав­дивость коллективных челобитий дворянства, напоминанием о ко­торых, кстати сказать, заканчивались преамбулы десятен каждой из пятин: «И у разбору окладчики, дворяне и дети боярские (со­ответствующей пятины— В. В.) били челом государю царю и ве­ликому князю Михаилу Федоровичу всея Руси, и в памятех своих писали, что им на государеву службу без государева жалованья поднятца не мочно, потому что поместья их и вотчины пусты, ра­зорены от войны немецких и литовских людей и от русских воров» (4.8, л. 6 об.).

О том, какое удручающее впечатление произвели результаты смотра 1622 г. на Разрядный приказ свидетельствует тот факт, что из формуляров разборных десятен на полтора десятилетия исчезла какая-либо информация о поместьях и вотчинах. Все стало ясно. До второй половины 1630-х годов служба дворянства обеспечивалась преимущественно из государственной казны. Так завершился, проявившийся впервые после разорения 1570-1580-х годов, процесс разрушения поместной системы, т. е. системы, призванной обеспечивать военную службу дворян за счет плате­жей помещичьих крестьян.

Новая ситуация с поместным войском была весьма непростой для государства. С одной стороны, внешнеполитическое поло­жение диктовало необходимость финансирования поместных слу­жилых людей, с другой стороны, возможности государственной казны в условиях разоренности станы были невелики. Поэтому выплаты денежного жалованья дворянам и детям боярским про­изводились не ежегодно и в урезанном виде. Так, денежная раз­дача 1621 г., например, предусматривала выплату жалованья слу­жилым людям не всем в полные оклады: «з больших статей по 10 рублев, а з 10-ти рублев по окладам сполна» (4.3, л. 6 об.). В результате в 1621 г. 1093 чел. получили всего лишь 10.038 руб. (данные по всем пятинам), т. е. по 70-75% от суммы окладов слу­жилых людей. Из 272 чел., по каким-либо причинам не получив­ших денежного жалованья в 1621 г., только менее половины смогло получить эти деньги, да и то через 3 года, в 1624 г. (4.12).Осталь­ные же, в основном конной службе непригодные, и вовсе остались без жалованья. Такое материальное положение служилых людей, естественно, не могло не сказаться на уровне боеспособности по­местного войска.

Накануне Смоленской войны, в сентябре 1632 г., из дворян и детей боярских новгородских пятин был сформирован тысячный конный корпус. Первая половина корпуса должна была по цар­скому указу быть на службе во Ржеве Володимирове под началом окольничего и воеводы кн. С. В. Прозоровского, а другой половине указано было быть на государеве службе в Великом Новгороде в состоянии боевой готовности. В ходе комплектования конной ты­сячи служилым людям было выплачено увеличенное жалование по трем статьям — 25, 20 и 15 рублей. Всего на 1005 чел. казна израсходовала 22.340 руб. (4.14). Но и при таком разовом фи­нансовом вливании общий уровень боеготовности конного корпуса оставлял желать лучшего. При почти двукратном в сравнении с 1622 г. увеличении конных служилых людей число тех, кто мог нести службу «конно, людно и оружно» было небольшим и соста­вляло 79 чел. (8%). Остальные же готовы были к службе «конно и оружно». Показательно, что число боевых холопов по срав­нению с 1622 г. осталось неизменным — 87 чел. Да, в 1632 г. удалось увеличить число конных служилых людей до требуемой численности, но общий уровень их материальной обеспеченности оказался еще недостаточным для снаряжения в необходимом коли­честве боевых холопов. Денег едва хватило на покупку лошадей, боеприпасов, провианта и фуража, о чем свидетельствует повтор­ная денежная раздача в декабре 1633 г. тем служилым людям, кто был на службе под Смоленском. Причина столь экстренной вы­платы денег состояла в том, что часть служилых людей в тяжелой для русской армии обстановке растеряла «свои и конные кормы» . И «чтоб им было чем государева служба служити» 342-м дво­рянам и детям боярским всех пятин выдано было дополнительно. 7.685 руб. (4.15).

Чтобы постичь трагизм ситуации, в котором оказалось дво­рянство, правительство и государство в целом в послесмутное время, необходимо оценить чем обернулась Смута для поместной системы.

В конце XV — начале ХУ1вв. средний размер новгородского по­местья составлял 22 крестьянских двора. Чистый доход помещика от крестьянских платежей соответственно был равен 22 руб. в год. Расходы на покупку боевого коня и доспехов в расчете на од­ного воина колебались в пределах 5-7руб.⁵ В середине XVIв. на одно поместье приходилось в среднем по 25 крестьянских дворов,⁶ т. е. средний чистый доход помещика составлял 25 руб. По Уло­жению о службе 1556г.  дворянин должен быть готовым снаря­дить в поход на «государеву службу» со 100 четвертей, что соот­ветствовало в среднем 10-ти крестьянским дворам, помимо себя, 1 боевого холопа «на коне, в доспесе в полном, а в далный по­ход о дву конь».⁷ Как видим, доходы помещиков с крестьянских дворов в конце ХV-середине ХVI вв.   позволяли выставлять на службу в среднем по 2 и более холопов — «уложенных людей». За справную, честную службу помещикам полагалось государево жалованье в соответствии с их денежными окладами, а это еще 10-15 руб. в среднем. Жалованье дворяне и дети боярские слу­жившие по Дворовому списку получали 1 раз в 3 года, а по Го­родовому— 1 раз в 4 года.   К тому же, за каждого выставлен­ного в поход «уложенного» холопа помещики получали из казны по 2 руб., а за холопа сверх нормы еще по 5 руб.⁸

Таким был механизм поместной системы. Он гарантировал до­статочный уровень материального обеспечения военной службы дворянства и, как следствие, высокий уровень боеготовности по­местного войска. Благодаря четкому функционированию помест­ной системы вплоть до 1560-х годов Русское государство могло решать и решало насущные внешнеполитические задачи. Поли­тический кризис второй половины 1560-х голов, разорение 1570-80-х годов подвели поместную систему к последней черте, за ко­торой был бы ее крах. Смута и опрокинула ее за ту роковую черту: из-под поместной системы было выбито ее основание — обеспеченность поместий крестьянскими дворами.

Ход Смоленской войны обнаружил главное слабое место русской армии, в частности поместных формирований — отсутствие возможности вести затяжные боевые действия из-за бедственного материального положения служилых людей.

_________________

¹ - Воробьев В. М. Сельское население новгородских пятин. // Аграрная история Северо-Запада России XVII века (население, землевладение, земле­пользование). Л., 1989, С. 11, табл. 2.

² - Он же. Новгородские крестьяне// История крестьянства Северо-Запада России. Период феодализма. СПб., 1994. С. 88.

³ - Санин Г. А. Отношения России и Украины с Крымским ханством в се­редин? XVII века. М., 1987, С. 240-243.

⁴ - РГАДА, Ф.210 (Разрядный приказ. Дела десятен):

^4-1 Десятни денежной раздачи беспоместным детям боярским всех пя­тин— «тихвинским сидельцам». 1615 г., август.// кн. 125 81 л.4

^4-2 Десятни сыскные о поместных и денежных окладах дворян и детей боярских всех пятин в их динамике от 1605 г.   до 161Т г.   1619 г., май//кн.126, 179 л.

^4-3 Десятни денежной раздачи дворянам и детям боярским Водской пя­тины. 1621 г., июль// кн. 127, 129 л.

^4-4 То же Бежецкой пятины. 1621 г., июль// кн. 128, 210 л.

^4-5 То же Деревской пятины. 1621 г., июль// кн. 129, 121 л.

^4-6 То же Шелонской пятины. 1621 г., июль// кн. 131, 81 л.

^4-7 То же Обонежской пятины. 1621 г., июль// кн. 132, 104 л.

^4-8 Десятни разборные дворян и детей боярских Обонежской пятины. 1622г. ноябрь// кн. 133, 116 л.

^4-9 То же Деревской пятины. 1622 г., ноябрь// кн. 134, 194 л.

^4-10 То же Бежецкой пятины. 1622 г., ноябрь// кн. 135, 244 л.

^4-11 То же Водской пятины. 1622 г., ноябрь// кн. 287, 166 л.

^4-12 Десятни денежной раздачи дворянам и детям боярским всех пятин, которым не были даны деньги в 1621 г. 1624., сентябрь// кн. 136, 51 л.

^4-13 Десятни разборные дворян и детей боярских всех пятин.   1631 г., февраль// кн. 137, 296 л.

^4-14 Десятни разборные и денежной раздачи дворянам и детям бояр­ским всех пятин, пригодных к полковой конной службе. 1632 г., сентябрь//кн.138, 382 л.

^4-15 Десятни денежной раздачи тем дворянам и детям боярским всех пя­тин, кто был на службе под Смоленском. 1633 г., декабрь// кн. 139, 120 л.

               ⁵ – Алексеев Ю. Г.   Распределение   землевладения   после   конфискации Ивана III. Поместья и помещики// Аграрная история Северо-Запада России. Вторая половина XV — начало XVIn. Л., 1971, С.335, табл. 184.

               ⁶ - Он же. Помещичье землевладение// Аграрная история Северо-Запада России XVI века.  Новгородские пятины.  Л., 1974.   С. 272-273, табл.  213, 214.

               ⁷ - Законодательные акты Русского государства второй половины XVI — первой половины XVII века. Тексты. Л., 1986. С. 38.

               ⁸ - Носов Н.Е. Комментарий N 11// Законодательные акты Русского госу­дарства второй половины XVI — первой половины XVII века. Комментарии. Л., 1987. С.33.